ально, когда тебе начинает приоткрываться давно желанная правда. Едва ли Флорентина замечала непрерывно сменяющие друг друга унылые и холодные дни, так остро контрастирующие с тёплым уютом и дружелюбным спокойствием её покоев. Старую больную няню, вопреки всем опасениям девушки, оставили присматривать за выздоравливающей, разумно решив, что столь близкий ей человек принесёт гораздо больше пользы и душевного покоя. И если посмотреть на долгие вечера, проводимые за безмятежными разговорами и воспоминаниями о давно ушедшем прошлом, стоит признать, что они были не так уж и неправы. Многие часы были посвящены рассказам любимых легенд и песен, читаемых нараспев старушкой. Особое предпочтение она отдавала древнескандинавской Песне о князе Вёлунде, записанной исландским учёным Сэмундом Мудрым. Демоническая составляющая бога-кузнеца, загадочная и властная природа, запретные тайные знания, сама профессия героя, архетипическая, исторически связанная с шаманством и тёмными силами, - всё это заставляло девушку снова и снова возвращаться мыслями к незаконченной истории её семьи, зияющей рваными дырами и противоречиями. Несмотря на кажущееся внешнее физическое выздоровление, Флорентина с каждым днём всё более тревожилась внутренними сомнениями и размышлениями, изводя себя мнительными предположениями. Всё чаще она вспоминала чудные гармонии, подслушанные в классе мистера Бальдра, под которые он, словно сотканный из тончайших переплетений света, в забытьи отрабатывал новые pas. Свойственная девушке синопсия породила в её душе сказочные видения, проникнутые всеми оттенками ярких солнечных лучей, в которых родной сердцу учитель представлялся воздушным сильфом, умиротворённым и парящим над зыбкой почвой жизни, олицетворяя собой античную harmoniam mundi[15]. К искренней радости девушки, её состояние вскоре пришло в норму, отчего она получила долгожданную свободу передвижения по замку и былую самостоятельность внеурочных занятий. Но идея, возникшая на почве услышанной музыки, не отпускала её и постепенно переросла в l’idée fixe[16]. На периферии сознания настойчиво билась мысль о том, что музыкальные изыскания, теоретические и практические, помогут подобрать ключ к подозрительно затемнённым и умалчиваемым пятнам истории. И в один из тихих зимних вечеров, проводимых в наполненной горячим теплом гостиной, Флорентина осторожно высказала просьбу sa maman, испытывая при этом горькое, наполненное ароматом полыни, чувство déjà vu. - А ещё я заметила сегодня, проходя сквозь зимнюю оранжерею, что куст полиантовых роз, столь любимых вами, наконец, зацвёл. Я велела садовнику срезать небольшой букет в ваши покои, - проговорила девушка, не отрывая сосредоточенного взгляда от лежащей на коленях книги, словно продолжая прежний разговор. Её волнение от предстоящей беседы и задуманной просьбы выдавали лишь чересчур напряжённые плечи, застывшие в горделивой и независимой осанке. Миссис Деллинг отвлеклась от вышивания и с удивлённой радостью, наполненной нотками затаённого лукавства, больше свойственного молодым энергичным особам, воскликнула: - Ох, как это чудесно, ma jolie [17]Flora! Последние дни я только этого и ждала. И как же приятно, что ты позаботилась о своей maman. Теперь я уверена: сегодняшняя ночь обещает быть самой спокойной и умиротворённой за последнее время, благодаря одному лишь любимому аромату цветов. Ты же знаешь, для меня он служит единственной панацеей от всех тревог. Смущённо посмотрев на maman, Флорентина едва сдержала улыбку: в такие минуты обычно меланхоличная миссис Деллинг превращалась в юную восторженную девушку, словно захваченную неким волнующим действием или мыслью. Ею безраздельно владела истинная страсть к розам, их сортам, ароматам, возвращающая в эти редкие и счастливые мгновения давно ушедшие молодость и азарт. Для неё было своеобразной отдушиной приходить в зимнюю оранжерею, где с комфортом располагались её любимицы, и нараспев читать названия классов и сортов - Rosa “Gloire de Dijon”, Rosa “Louise Odier”, Rosa “Rose de Rescht”, Rosa “Gloire des Polyantha” и т.д. - Я и не сомневалась, maman, что вы будете так рады, - с лукавой улыбкой произнесла Флорентина. - Однако, как хотела бы я позаимствовать у вас немного покоя в вечерние часы и хотя бы ненадолго избавиться от навязчивых мыслей и идей! - Тебя что-то гложет, ma chère? - Есть одно желание, которое не даёт мне спокойно жить, правда, оно вряд ли придётся вам по вкусу. Я могу лишь пообещать, что мои занятия и изыскания будут проходить в полной уединённости, не причиняя вам никаких неудобств и волнений. - О чём ты говоришь? - миссис Деллинг настороженно замерла и испытующим взглядом посмотрела на дочь, как будто предчувствуя её последующие слова. - Я хотела бы взять несколько уроков музыки, а также приобрести в своё полное распоряжение фисгармонию для самостоятельных занятий. Мне это крайне необходимо, иначе я бы не стала докучать вам такими разговорами и просьбами, - скороговоркой проговорила девушка, желая мягким голосом убедить maman. Но та твёрдо стояла на своих убеждениях и принципах и категоричным тоном обронила единственное слово: - Нет. Девушка удивлённо взирала на собственную мать и будто не видела её, подмечая только некоторые детали: упрямо поджатые тонкие губы, тоскливый и полный боли омут глаз, а также решительный, не допускающий возражений отказ. Против её воли из самых затаённых глубин сердца вырвались наружу несколько злые, но справедливые слова: - При всём уважении и любви к вам, я не могу снова промолчать, игнорируя всю несправедливость отношения ко мне! Разве вы не видите, что, якобы ограждая меня от мнимой опасности, вы настолько ограничиваете меня и лишаете многих радостей, что мне впору окончательно сделаться затворницей от всего мира, что я готова кричать от этой тоскливой обречённости? И ради чего? Зачем? Только чтобы лелеять давно уже ушедшую боль? Стоит, наконец, отпустить прошлое и жить настоящей жизнью. В порыве охвативших её чувств, Флорентина вскочила на ноги, уронив на ковёр забытую книгу. К концу речи она поняла, что многие слова были лишними и maman наверняка догадалась об осведомлённости дочери, но ни о чём не жалела: давно копившееся раздражение от постоянных запретов наконец нашло выход. Быстрыми шагами девушка выбежала из внезапно показавшейся ей душной гостиной, не услышав тихие слова maman, сказанные, впрочем, не в ответ дочери: - Конечно, стоит, моя бедная Флорентина, вот только прошлое никогда не отпустит всех нас, постоянно напоминая о себе. Кто знает, гневные и обличительные слова дочери, её импульсивность и возмущение, а может внутреннее согласие с речами девушки побудили уставшую женщину покориться обстоятельствам и судьбе, пойти против самой себя, заглушив чувство неправильности происходящего и ожидание беды. Через несколько дней в покоях Флорентины величественно стояла фисгармония, противореча всем устоям и нормам старого замка. Не прошло и суток после знаменательного разговора, как на смену гнева пришёл стыд и раскаяние. Умом и сердцем девушка понимала чувства матери и жалела её, но также и знала, что пришло время положить конец всем тайнам и недомолвкам и разорвать этот замкнутый круг страха и отчаяния. И вскоре после появления долгожданного музыкального инструмента в отношениях двух самых близких и родных людей вновь воцарились доверие и нежность. Начальные уроки игры на фисгармонии взял на себя мистер Бальдр, к огромной радости Флорентины. Удивлённый и недоверчивый сначала, он скоро привык к увлекательным занятиям с юной ученицей и с превеликим удовольствием разделял с ней долгие часы музицирования. Если учитель и был поражён внезапной уступчивостью миссис Деллинг, то мастерски скрывал свои чувства, разумно полагая, что на это были веские причины. Тем более что занятия тщательно скрывались от остальных жителей замка, дабы не нарушить их мирное и спокойное существование: в памяти людей ещё не угасли воспоминания о давней трагедии. Как и во всех других областях искусств и наук Флорентина схватывала знания на лету, не испытывая больших сложностей в изучении контрапункта и гармонического анализа музыкальных произведений. Мистер Бальдр подробно и терпеливо разъяснял старомодальную гармонию эпохи Возрождения на примере канонов Жоскена Депре или мотетов Орландо ди Лассо, хотя последний и использовал в некоторых из них хроматический стиль. Но в настоящий восторг Флорентину приводили “Итальянские мадригалы” Шютца, отличающиеся тонкостью контрапунктической техники в сочетании с поразительной самобытностью, и фуги Букстехуде со сложными полифоническими фактурами. Взволнованная каждым новым поворотом мелодии, внезапной сменой ритма или же неожиданной модуляцией девушка всё больше погружалась в бескрайние просторы музыкального познания, неутомимо изучая новые произведения и теоретические трактаты. Учителю оставалось только изумлённо развести руками и признать, что постоянно растущие знания Флорентины давно уже превзошли его с