е к тихим вечерним часам проходила в диванную комнату, где без сил опускалась в обитое бархатом любимое кресло, а думами женщины завладевали калейдоскопы ушедших образов. Только когда в беломраморном камине медленно дотлевали угольки огня, а на стены ложилась сумрачная тень, она обретала способность ясно мыслить и, эмоционально вымотанная до крайней степени, на ощупь брела до своих покоев. Даже её верная служанка не решалась подойти к ней в такие моменты: гордая миссис Деллинг не выносила показывать свои слабости. Ночь же она проводила без сна, лёжа на королевских размеров кровати и устремив свой пытливый взор на портрет молодого и красивого мужчины, висевший на стене близ её ночного ложа. Под утро она забывалась беспокойным сновидением, измученная невозможностью что-либо исправить и бессмысленными вопросами, набатом звучащими в её голове. По мельчайшим признакам Флорентина сразу уловила отрешённое состояние своей матери. Она обречённо вздохнула про себя. - Pardonnez-moi, maman. [3]Я заигралась в саду и позабыла о времени, - сказала девочка и ловко развернула накрахмаленную салфетку. Принявшись за жаркое, Флорентина попыталась вникнуть в смысл беседы, которую вели на повышенных тонах взволнованные и разгорячённые вином учителя. Вернее, дискуссировали только мистер Брок, оживлённо взмахивающий короткими полными руками, и мистер Браги, внимательно выслушивающий своего собеседника. Галантный и изысканный учитель танцев, изящных искусств и этикета, мистер Бальдр, с лёгким прищуром наблюдал за разворачивающейся перед ним ежевечерней сценой, отчего-то едва улыбался тонкими губами и задумчиво покручивал загнутые кверху усы. - Это уму непостижимо! Какое вопиющее и безобразное искажение данной нам действительности! Разве они имеют право считать, что им дано некое прозрение свыше? - надрывался мистер Брок, сверкая блестящей залысиной в свете десятков свечей. - О, вы имеете в виду Бога? - с учтивостью осведомился мистер Браги, высоко вскидывая густые брови над раскосыми карими глазами. - Ни в коем случае! Как эта нелепость пришла вам в голову? Я имею в виду тайное знание, скрытое в разуме любого человека, информацию, заложенную в индивидуума по праву рождения. Но меня возмущает нечто иное! Эти глупцы, возомнившие себя полубогами, слегка приоткрыв завесу над этой тайной, уподобляются чуть ли ни религиозным сектантам, пренебрегая рациональным в пользу чего-либо субъективного и невещественного! - Позвольте, господа, - спокойным голосом решил рассудить споривших мистер Бальдр, - Но разве вы не допускали мысль, что эти люди, о которых вы имеете честь говорить, творцы искусства, имеют всего лишь более глубокое восприятие нашего мира, вникают в саму суть бытия и, какая неожиданность, натыкаются на незримую грань, предел. И, постоянно и неустанно ища освобождение от сковывавших нас оков повседневности и тусклости, они научились по-другому воспринимать действительность, перерабатывая и пропуская её через призму своего внутреннего мира. Как бедна наша действительность на настоящие эмоции! Вероятно, у каждого из вас во время самых бурных и страстных переживаний возникало внезапное осознание того, что это - предел возможностей чувств. Вы же не станете отрицать, что по-настоящему реальный мир находится в нашем сознании. Именно там простирается безграничный, как безбрежное бесконечное море, простор воображения! В действительности, напротив, краски тускнеют, чувства притупляются, и нам остаётся упиваться только жалкими останками, неким блёклым предчувствием самих ощущений. Голос говорившего мистера Бальдра, и так всегда тихий и умиротворённый, к концу речи снизился до едва заметного шёпота. Оппоненты, внимательно слушавшие коллегу, окончательно затихли и прониклись его успокаивающим тенором. - Кажется, я понимаю, о чём вы говорите. Именно благодаря переосмыслению бытия через внутреннее самосознание и создаются произведения искусства, так поразившие нашего чересчур рационального мистера Брока своим несоответствием с жизнью. Видимо, под внутренним ‘’я’’ и индивидуальным развитием духа он и подразумевал тайную информацию, данную людям с момента рождения. Не так ли? Мистер Брок, не нашедший сторонников своей точки зрения, изрядно сконфузился, как это часто бывало с ним после очередной вспышки, и промычал нечто утвердительное. Разговор понемногу продолжался, но постепенно окончательно затих. К замку неслышно подкралась ночь и опустила свой тяжёлый бархатный покров на его обитателей. Флорентина давно уже клевала носом и опасно балансировала на грани между сном и явью. Ей сложно было сказать, где заканчивалась мерная речь мистера Бальдра и начинались её собственные слова и предположения. Мысли этого проницательного человека часто были созвучны и с её суждениями. Несмотря на юный возраст, а девочке только минуло двенадцать лет, она привыкла напряжённо думать над всеми вопросами жизни, и не важно, насколько существенны они были. Сложно сказать, повлияло ли здесь отсутствие сверстников, а следовательно, и нужного в этом возрасте общения, чрезмерное увлечение книгами, пытливый любознательный ум или трагедия в настолько раннем детстве девочки, что это происшествие не должно было оставить никаких видимых следов. Но всё вкупе, несомненно, способствовало скорому духовному росту ребёнка. Привыкшие к этому за долгие годы учителя давно перестали обращать внимание на одарённость Флорентины, принимая это как должное. Но всегда печальный взгляд матери подолгу был устремлён на единственную и драгоценную дочь, и сердце её полнилось тоской и невыразимым, а оттого мучительным, предчувствием надвигающейся беды. Старинные массивные напольные часы в облицовке из морёного дуба тяжёлым басом разорвали сонную тишину обеденного зала, отдаваясь гулким эхом в головах сидящих людей. Все вздрогнули и, словно очнувшись от оцепенения, стали оживлённо собираться и переговариваться между собой. Под цепким взглядом гувернантки Флорентина, повернувшись к матери, сделала изящный реверанс со словами ''Bonne nuit[4], maman’’ и, дождавшись ответной несколько меланхоличной доброй улыбки и кивнув на прощание остальным, легко выпорхнула из зала. Уже глубокой ночью, лёжа в кровати под плотным шёлковым балдахином, в голове девочки снова зазвучали чудные музыкальные переливы, потрясая и будоража её волшебными неземными гармониями. У Флорентины спешно мелькнула мысль о том, что неплохо было бы обсудить это с дорогим ей мистером Бальдром. Но мысль появилась и быстро исчезла, растворяясь в холодном лунном мерцании, струящемся в уплывающем сознании девочки. Хороводы бесплотных образов ярким водоворотом закружились в её воображении, и тихий сон, полный сказочных чудесных тайн, принял её в свои объятия.