*** “И жесткие звуки влажнели, дробясь, И с прошлым и с будущим множилась связь“. Анна Ахматова. Случалось ли Вам когда-либо испытывать тайную горечь ожидания? Те мгновения, когда нарастающая внутренняя дрожь горячей лавой струится по жилам, дыхание сдавленно, а из груди вырываются жалкие полувздохи - полувсхлипы? О мучительная жажда познания, сжигающая душу изнутри и оставляющая после себя мёртвый пепел! Сердце, сжатое железными тисками воли, судорожно трепещет от невозможности отыскать решение. Слёзные мольбы души призрачной дымкой повисают в вечернем воздухе, изредка пополняясь каплями слов, шёпотом сорвавшихся с искусанных губ. Сквозь открытое нараспашку окно вместе с пряным ароматом тимьяна в комнату девочки влетала мелодичная песня амадин, в избытке обитающих в парке. Но даже в их проникновенном пении Флорентине чудился некий чёткий ритм, неизбежно отсчитывающий оставшееся время, которого, как ей казалось, становилось всё меньше. Она не могла сказать, откуда и когда в ней зародилась эта мысль, неотступно преследующая её день за днём, но тревога и беспокойство не отпускали её измучившуюся душу. Ускользающая догадка бестолково маячила на периферии сознания, дразня и дурманя недоступностью, не позволяя девочке приблизиться к себе. Порой после долгих исканий и усиленных медитаций, во время наивысшего эмоционального напряжения, находясь в крайне взволнованном и возбуждённом состоянии, ей казалось, что она близка к разгадке как никогда раньше. Но проходила минута, другая, и ответ снова ускользал в неизбывную тень, будто насмехаясь над её тщетными усилиями. Бессилие и апатия завладевали ею, но она снова и снова, не оставляя бесплодных попыток, отдавалась безжалостному и бурлящему потоку учения и познания, неустанно находясь в поисках потерянного, связующего звена бытия. Шло время, зима сменяла одна другую, блёклой вереницей проносясь в жизни Флорентины и практически не оставляя никаких ярких впечатлений. Но мудрая природа, не озабоченная ничьими мнениями, скромно заботилась о своих чадах, благосклонно радуя их бессчетными дарами юности. И вот, уже молодая девушка после долгой вечерней прогулки по роскошному обширному парку устало сидела возле раскрытого стрельчатого окна, упоённо вдыхая по-летнему тёплый, сладкий, цветочный аромат. Голова наливалась свинцовой усталостью, отяжелевшие веки упрямо смыкались, а голова медленно опускалась на изящно согнутые полукругом руки. Несмотря на внешне физическую усталость, мысли и образы, накопленные за богатый событиями день, кружились в сумасшедшем темпе, всё больше набирая обороты. Из головы Флорентины никак не могла выйти одна сцена, случившаяся утром этого уже уходящего дня. Событие, ничем не примечательное, затронуло потайные струны её глубокой души, отчего милое волнение разлилось в груди, будоража предчувствием чего-то нового, неизведанного, но между тем и скрыто знакомого, словно прекрасное воспоминание из давно ушедшего детства. День выдался на редкость ясным и тёплым, и Флорентина после уютного семейного завтрака, находясь в самом прекрасном расположении духа, несмотря на раннее для занятий время, направлялась в танцевальный класс к мистеру Бальдру. Ещё при подходе к нему она уловила чудесные музыкальные звучания, мягкой волной перетекающие друг в друга, непрерывно и причудливо изменяющиеся в форме и интонации, где каждый звук нанизывается сверкающей жемчужиной на длинную музыкальную нить, бесконечно струящуюся в замершем воздухе. Каждая нота в череде волшебных музыкальных фраз заострённой стрелой пронзала сердце девушки, навевая смутные воспоминания далёкого прошлого, когда мелодии несколько иными тембрами, не менее волнующими, звучали в её мыслях, но вскоре запрятались глубоко в подсознание неизбежным и скорым взрослением. Её душа нисколько не очерствела и была также нежна и восприимчива к любым внешним впечатлениям, только исчезли непосредственность и дерзость мысли, которые присущи, в сущности, детям. И лишь люди именуемые гениями или творцами волей таинственного случая смогли сохранить малую частицу этого крайне неординарного мышления, щедро используя его во благо творчества. К счастью, эта совершенно по-новому звучащая музыкальная речь пробудила доселе спящие впечатления, которые теперь медленно проникали в чувства Флорентины. Но она ни о чём не догадывалась, завороженная не слыханным никогда ранее полнозвучным тембром музыкального инструмента. Крадучись на носочках мягких летних туфель, не желая никаким посторонним шумом осквернить благословенную музыку, Флорентина приблизилась к танцевальному классу и осторожно приоткрыла тяжёлую дверь, не скрывающую тайн своего обитателя. На единый миг девушка была ослеплена ярким солнечным светом, который в избытке наполнял вытянутую прямоугольником комнату, отчего мистер Бальдр, выписывающий лёгкие и изящные па, казался неземным существом, спустившимся на бренную землю, чтобы поражать неискушённых зрителей красотой и благородным величием. Сквозь тонкие шторы из воздушной вуали, спускавшиеся на окна пышными складками, лилось золотистое свечение, самым невероятным образом преображая всё вокруг: время будто повисло в воздухе, каждая кружащаяся пылинка остро была видна под ослепительными лучами, которые мягкой волной омывали точёную фигуру мистера Бальдра. Флорентина удивлённо моргнула, пленённая несказанным очарованием картины, но, всё ещё находясь под притягательной властью музыки, она начала беспокойно искать глазами её источник. Как обнаружилось почти сразу же, божественная музыка звучала из старинного граммофона, издавна стоявшего в углу класса на мраморной столешнице массивной ореховой тумбы, богато инкрустированного перламутром и слоновой костью, но до сих пор практически неприметного. Завороженная, не помня себя и забыв о приличиях, Флорентина медленно подошла к нему - так усталые путники, мучимые жаждой, в забытьи двигались к внезапно увиденному источнику не в силах поверить своим глазам. Девушка же отрешенно смотрела на игравшую пластинку, словно под сильным гипнозом, немного покачиваясь с пятки на носок и находясь в крайне задумчивом состоянии.