— Итак… Кто здесь командует? А? Отвечай!
— Я… Я вас ненавижу! — проскрежетала Иностранка, ерзая под опустившейся на нее всей тяжестью Батистиной. Иностранка помутившимся взором обвела девиц в поисках помощи и вдруг, вытянув руку, стала шарить по палубе.
— Осторожней, Красавица! Берегись! — хором завопили девицы.
Батистина мгновенно откинулась назад: в руке Иностранки ослепительно сверкал острый клинок кинжала. Батистина тут же заподозрила, что это Золотая Ляжка потихоньку подсунула своей любовнице грозное оружие. Еще секунда, и кинжал вонзился бы ей в лицо!
Батистина, легкая, как пушинка, и быстрая, как молния, вскочила и прыгнула обеими ногами на руку Иностранки. Раздался сухой треск, и мерзкая тварь зарычала от боли: сломанная рука повисла плетью. Батистина нагнулась, подобрала кинжал и, опустившись на колени, провела острием по шее противницы. Иностранка молчала. Она и не думала молить о пощаде. В ее глазах светилось презрение ко всему белому свету, она отказывалась просить прощения. Батистина осознавала: будь она сейчас на месте Иностранки, та не задумываясь вонзила бы кинжал ей в горло. Две женщины, ставшие смертельными врагами, пристально смотрели друг другу в глаза. Батистина прерывисто задышала… Она колебалась и никак не могла принять решение, в душе ее шла борьба. Она обвела взглядом подруг и негров, плотной стеной окружавших соперниц и затаивших дыхание.
— Довольно! — заявила Батистина, поднимаясь с колен и пытаясь унять нервную дрожь. Повинуясь какому-то неведомому порыву, она бросила кинжал за борт.
— А не швырнуть ли следом и ее, Красавица? — услужливо осведомилась Макрель.
— Нет! Она получила хороший урок! Помогите ей подняться и поухаживайте за ней! — великодушно повелела Батистина, сама близкая к тому, чтобы без чувств рухнуть на палубу. Все плыло и кружилось у нее перед глазами: мачты, паруса, лица подруг, даже море и небо.
— Теперь ты командуешь на корабле! — заревела от восторга Дядюшка.
— Да! Ты — наш капитан! И мы последуем за тобой, куда захочешь!
— Мы все будем делать, что ты ни прикажешь!
— Ты — наша принцесса! — вопили девицы.
— Да, да! Маленькая плинцесса! Мы все сделаем, как ты пликажешь! Мы тебе велим! — радостно кивал головой Жанно.
Батистина всем этим восторженным крикам предпочла бы мягкую постель, но она понимала: сейчас не время ей, только что названной капитаном корабля, падать в обморок или нежиться на мягких перинах.
— А что делать с неграми, Красавица? Они, может, теперь станут нашими рабами? — закричала Нене.
— Да, неплохая идея! — одобрительно зашумели девицы.
— А что? И в самом деле! Мы будем госпожами, а они будут нам прислуживать! Чем плохо?
Соленый ветер ударил Батистине в лицо. Она поправила волосы и вскочила на ют.
— Вам должно быть ужасно стыдно за подобные мысли! Кем вы все были? Кто вы такие? Узницы французских тюрем! Отверженные! Изгнанницы! Никто не хотел вас знать и иметь с вами дело! Вы были жалкими отбросами общества! Посмотрите на лилии, выжженные у вас на плечах! И посмотрите на этих парней! Они такие же отверженные и несчастные, как и вы! Только у вас на телах красуются лилии, а у них — номера! Я тоже бежала от людей, у меня были на то свои причины… Мы будем бороться все вместе за свою честь и достоинство! Никто больше не будет рабом! Никто и никогда! — кричала Батистина и поражалась тому, как внимательно ее слушают. С лицом, перемазанным кровью, с развевающимися на ветру волосами, Батистина представляла собой великолепное и немного пугающее зрелище. Буквально на глазах эта чуть жеманная ветреная девчонка превратилась во взрослую женщину, решительную, опасную, умную, очень властную и справедливую. Шевалье д’Обинье смотрел на нее со смешанным чувством ужаса и восхищения.