Светлело медленно. На глаз заметны были усилия мачт и парусов выступить хоть чуть-чуть, хоть туманно из темноты, а берег прятался еще дальше, чем накануне, чем три, пять, десять дней назад... Для матросов, стоявших у орудий, очень долго тянулись минуты. На корабле "Св. Павел" боцман Хоботьев держал руку на своем свистке, дожидаясь команды открывать огонь.
Ушаков стоял на юте рядом с командиром корабля и вглядывался в чернеющий берег. По его плану, корфиоты и албанцы должны были придвинуться к крепости, пользуясь темнотой ночи. Контр-адмирал Пустошкин, товарищ его по морскому корпусу, должен был с отрядом в несколько судов захватить остров Видо. С Пустошкиным он подробно обсуждал, как это нужно было сделать: на него он надеялся.
Эскадру Кадыр-бея он поставил уже с вечера для обстрела крепости с левого и правого флангов, почему и разделил ее на два отряда. За высадкой десанта турецких солдат должен был наблюдать сам Кадыр-бей.
Труднейшую задачу Ушаков взял на себя, - атаку крепости с фронта, борьбу с самой мощной из всех крепостных батарей. Орудия этой батареи зловеще глядели днем в амбразуры казематов центральной, наиболее обширной, цитадели. Теперь пока не различалась еще ни одна цитадель.
Ожидая, что из крепости будут палить по судам калеными ядрами, чтобы вызвать пожары, Ушаков приказал расставить на палубах бочки с водой и ведра; для того же, чтобы меньше нести потери в рангоуте и такелаже, то есть в надпалубном дереве и парусах, было приказано еще с вечера, став на указанных местах на якорь, свернуть паруса.
Нужно было держать прочно в памяти не только все, что относилось к расположению судов в море и батарей, укрепившихся уже на берегу; все, что должны были сделать отряды корфиотов и албанцев там, на острове, в тылу крепости; все, откуда и как должны были выбраться на берег десантные отряды - свои и турецкие, - но еще и сотню с лишним сигналов флагами, которые он же, Ушаков, и придумал и которые должны быть отчетливо поняты командирами судов и отрядов, чтобы не было путаницы в исполнении приказаний.
При всем этом Ушаков хорошо знал и помнил и то, что одна пушка на берегу стоила целого корабля в море; слишком часто бывало в истории войн, как от морских крепостей, не принеся им заметного вреда, уходили поспешно эскадры с разбитыми мачтами, стеньгами и реями, с разорванными парусами, с обгоревшими палубами и пробитыми здесь и там бортами. Ушаков много раз слышал, что именно такого конца его осады Корфу и ожидала Европа...
Вот чуть заметно засинел берег... Вот синева стала гуще... Вот заколыхались вверху еще неясные очертания цитаделей...
- Готовься! - скомандовал Ушаков.
- Готовьсь! - повторил командир корабля, обернувшись к старшему офицеру.
- Товьсь! - передал команду на палубу старший офицер.
Боцман Хоботьев взялся губами за свисток, и орудийные расчеты замерли около своих пушек правого борта.
Терпеливым рыболовам, сидящим с удочками по берегам рек, известно, что самый удачный лов бывает на ранней заре, когда голодна рыба, когда она жадно бросается на наживу, но не видит предательских крючков и лёс. Все расчеты свои Ушаков строил на том, что ранним утром с судов можно будет удачно стрелять по гордо раскинутой в высоте крепости, в то время как из крепости в первые десять - двадцать минут не разглядят внизу, в широком мглистом море, где и какие атакующие суда, тем более что для атаки они были расставлены ночью в новом порядке.
Каждое судно заранее знало свою цель; огонь его орудий собранный и должен был стать сокрушительно метким. Огонь же крепостных пушек поневоле должен быть рассеянным вначале, пока не ушла еще с моря предрассветная мгла.
Но рассеянным он должен был остаться и потом, так как атака готовилась повсюду - и с моря и с суши, а двадцать восемь больших судов имели орудий одного борта все-таки значительно больше, чем было их в крепости, все преимущество которой состояло только в том, что камень казематов ее цитаделей не горел, а пробоины в нем от ядер были не глубоки и не заполнялись водою.
Грянул первый залп с флагманского корабля, и тут же загремело все море. Желтые вспышки выстрелов заволакивало тут же белым дымом. Этот дым был настолько плотен и так высоко поднимался, что совершенно скрывал корабли. Он мешал бы и точной стрельбе по крепости, если бы это была не неподвижная и уж давно пристрелянная цель и если бы утренний ветер не относил в сторону дымовые клубы и полотнища.
На грот-марсе и грот-салинге "Св. Павла" сидели надежные матросы и поднимали флаги по приказам Ушакова, но уже в конце первого часа канонады, когда совершенно рассвело, стало ясно, что все идет так, как ожидалось; самая мощная батарея, против которой действовал флагманский корабль, была сбита, несмотря на то, что она не поскупилась на каленые ядра и что не меньше десяти пожаров начиналось на "Св. Павле", - они тут же тушились матросами.
Отчаянно защищался остров Видо, - там был лихой гарнизон и хорошо укрыты орудия. Суда Пустошкина залп за залпом долбили чугуном камень, как кирками. Иногда на них вспыхивало пламя, так же как на "Св. Павле", но Ушаков был спокоен за своих матросов: они умели бороться с огнем, как и с водою в штормы.
Как действовали турки в бою, было ему хорошо известно на опыте в Черном море; но зато им и даны были фланги, где могли быть полезны и турки, лишь бы они выдержали бой с крепостью до конца и не повернули в открытое море.
Прошло два, прошло три часа жестокой канонады; Ушаков приказал сигнализировать благодарность Кадыр-бею: он на деле показывал, что исполняет приказ султана учиться у русского вице-адмирала науке побеждать.
Каленых ядер у гарнизона крепости хватило только на первый час борьбы, дальше лишь сбивались стеньги и реи, и матросы в трюмах, действуя острыми топорами и паклей, спешно заделывали подводные пробоины в бортах.
К полудню Ушаков заметил, что огонь крепости ослабел. Оказалось ли много там подбитых орудий, или недоставало уже снарядов, но даже и турки стреляли теперь далеко не так вяло, как французы... Ушаков снял фуражку, перекрестился и приказал поднять сигнал Пустошкину и Кадыр-бею, чтобы начали сходить на берег десанты.
V
Ветер, тянувший с моря на берег, поутру утих с восходом солнца, и пушечный дым стлался над морем вблизи судов, укрывая катеры с десантом. Не помогли ни железные цепи, прикрепленные к мачтам, ни мачты, вколоченные в расщелины каменного дна, ни стрелки гарнизона, пытавшиеся ружейными залпами опустошить катеры.
Корабли на ружейные залпы отвечали залпами орудий, а катеры находили места, удобные для причала, так как достаточно уже мачт и цепей было перебито во время утренней канонады.
Даже туркам удалась высадка, а появление их на берегу давало знать албанцам и корфиотам, что настало и для них время идти на приступ. Загудели албанские волынки, затрещали глухо, но внушительно турецкие барабаны, а русские горнисты истово выводили на своих медных рожках:
В ко-лон-ну
Соберись бегом!
Тре-зво-ну
Зададим штыком!