Грамота, представляя собой каперский патент, являлась чрезвычайно важным документом, обеспечивающим каперам не только легальное положение, но и возможность базироваться на порты нейтральных или дружественных Москве государств для ремонта, пополнения запасов, отдыха, а также и для укрытия от преследования сильнейшего противника. Отсутствие патента ставило капера в ранг морского разбойника и влекло за собой, все вытекающие отсюда последствия.
Из дальнейшего мы увидим, что неожиданное появление московских каперов в Балтийском море вызвало такое возмущение всех противников Москвы, что никто из них не желал признать в них легальное средство борьбы, квалифицируя их только как «морских разбойников» и требуя применения к ним соответственных мер, начиная с лишения права убежища и стоянки в нейтральных портах.
Таковыми в данном случае являлись порты Дании, государства, дружественного Москве и хотя не воюющего с Польшей, но заинтересованного в ее ослаблении.[3]
На многочисленные жалобы прибалтийских государств, что московский царь поддерживает морских разбойников, которые прикрываются его именем, Иван Грозный официально называл Роде и его капитанов своими «слугами», утверждая, что «все, что ими делается, делается с его, царя, ведома с целью вредить подданным польского короля».
Нет сомнения, что для оборудования каперских кораблей (а возможно и их покупки), вооружения и найма экипажа Карстен Роде получал от царя соответствующие субсидии. В дальнейшем, в зависимости от успешности и доходности морских операций, каперы должны были существовать на доходы от призов, причем, по условиям договора с Роде, в пользу царя поступало каждое третье захваченное судно и лучшая пушка с каждого из остальных,[4] попавших в руки его и его сотоварищей. Кроме того, в пользу царя поступал сбор со стоимости захваченного груза в размере «десятой деньги» (10 %). По уплате этого сбора Роде мог свободно продавать товары кому и где угодно. Первоначально было обусловлено, что все захваченные суда Роде должен был приводить в Нарву для предъявления специально для того назначенным царем чиновникам («нашим приставленным и приказным русским и немецким людям»), которые должны были принять долю царя, произвести расчет «десятой деньги» и, в частности, решить судьбу пленных: отпустить ли их «по немецкому обычаю» за выкуп на волю или же, смотря по человеку,[5] оставить в плену, использовав для «царских нужд».
Роде обязывался не причинять вреда как русским купцам («привозящим и отвозящим»), так и подданным дружественных Москве государств, если, конечно, последние не вели торговли с Польшей. В случае нужды он должен был по мере сил оказывать им помощь и охрану.
Мы не располагаем данными — какое количество кораблей и пушек досталось на долю Ивана Грозного, но имеются основания считать, что царь получал на свой «пай» и то и другое, и что в Нарве у него имелись собственные морские суда. А так как постройка их вообще русскими не производилась, то надо думать, что это были корабли, добытые каперами.
Однако на практике привод захваченных судов в Нарву оказался затруднительным. Каперы Роде оперировали преимущественно в южной части Балтийского моря (Готланд — Борнгольм), и поэтому проводка призов в глубь Финского залива не только отнимала много времени, но и была сопряжена с риском лишиться добычи при встрече с каперами неприятеля. Поэтому в большинстве случаев Роде приводил свои призы в ближайшие порты своего базирования на Борнгольме или в Копенгаген и здесь их продавал.
Для обеспечения каперам возможности базироваться на порты дружественных держав Иван IV в той же грамоте просил иностранных государей и власти портовых городов предоставлять Роде и его товарищам свободный проход и пребывание в портах, оказывать им содействие в снабжении и считать их не «морскими разбойниками», а царскими слугами и воинскими людьми, причем сам Роде назывался «царским отаманом» и военачальником.
Кроме царского каперского патента, Роде получил еще «открытый лист» от брата датского короля Фридерика II герцога Магнуса Голштинского, владевшего островом Эзель и Перновом и являвшегося вассалом Ивана IV. В этом «листе», помеченном 6 мая 1570 г.,[6] Магнус просил командиров датских и любекских судов о свободном пропуске и покровительстве «московскому корабельному начальнику». Таким образом, Роде являлся совершенно «легализированным» капером, обеспеченным к тому же и поддержкой со стороны двух сильных морских организаций, какими являлись флоты Дании и Любека.
3
В этот период (1563―1570 гг.) Дания в союзе с Любеком вела войну со Швецией. Из причин, вызвавших эту войну, главнейшими были — утверждение Швеции в Эстляндии и захват ею Ревеля, на который претендовала Дания, а затем — противодействие шведов нарвской торговле датчан и любекцев, суда которых подвергались систематическому захвату на нарвском фарватере.
4
Торговые суда того и позднейших времен, до конца XVIII ст., обычно были вооружены для защиты от пиратов артиллерией среднего и малого калибра.
5
Этим путем московское правительство рассчитывало получать нужных ему мастеров и ремесленников, а также заложников на случай размена.