Дальше он указывал, что офицеры кораблей, и в частности «Рюрика», не знали души матросов, а поэтому охранка, не надеясь на офицеров, послала на корабль провокатора Орлова и ему подобных. Орлов раньше был под судом и приговорен к каторжным работам. Будучи арестованным, он дал согласие работать провокатором. За это его не только помиловали, но и снова отправили во флот для работы по заданиям жандармского отделения. И Орлов оправдал доверие охранки.
Защитник Сикорский в связи с выступлениями подсудимых против провокаторов, выгораживая суд, резко обрушился на охранку за ее методы работы. Он говорил: «Строится корабль, будущий командир и офицеры подбирают людей… Наконец корабль спущен на воду. Морской штаб назначил нижних чинов всех специальностей, кроме одной, которую назначил другой штаб (читай охранка. — С. Н.), но не морской: к этой специальности будут принадлежать Орловы, представляющие величайшую опасность как для флота, так и для армии».
Сикорский, как и Корнев, призывал суд вынести мягкий приговор, который бы не вызвал революционного взрыва, подкрепляя свои доводы примером: «какая-то газета уже напечатала, что над матросами произнесен смертный приговор, а какая-то фабрика уже ответила забастовкой». Этой газетой была большевистская «Правда», следившая за процессом и звавшая массы на борьбу с самодержавием и на защиту подсудимых.
Защитник Апостоли сказал, что участники организации через матроса Карпова держали связь с рабочими петербургского завода Лесснера. Защитник Алкалаев оспаривал показания «свидетеля» начальника Ревельского жандармского отделения полковника фон Коттена и внешне осуждал приемы его работы. Особый интерес представляет заключительная часть его речи, в которой он подчеркнул, что «удивляться тому, что возникла организация, — нечего. Ведь в матросы попадают люди, бывшие рабочие разных специальностей. До поступления на службу они привыкли читать дешевые газеты и в частности „Правду“, на которую налагаются аресты каждые два дня в третий. Само собой разумеется, что матрос, выйдя на берег, захватывает эту газету, приносит с собой, попадается на глаза начальству и на него налагается известное административное взыскание… Вот вам и факты самозарождения организации». Такими выводами, не весьма приятными для суда, закончилась речь защитника.
В своих последних словах подсудимые еще раз проявили стойкость и мужество. Из 52 подсудимых только один Эдельмиллер воспользовался последним словом для доказательства своей непричастности к организации. Да и его речь состояла из 30 слав.
Все же остальные как по сговору заявили: «Ничего не имею сказать… Ничего не скажу».
После 24-го однотипного заявления подсудимых председатель суда генерал-лейтенант Алабышев решил дать разъяснение матросам: «Вы не поддавайтесь, так сказать, влиянию ваших предшественников, которые все говорят: „Не имею, не имею, не имею…“ Может быть, другой и хотел бы сказать, но думает: что же, все остальные говорят „не имею“, так и я буду говорить: „Ничего не имею сказать“». Этим разъяснением председатель суда хотел сломить сопротивление подсудимых, вызвать в их рядах замешательство и тем самым заставить их выдать организацию. Но — увы! — это не помогло. Все остальные подсудимые повторили те же фразы, в них звучала гордость и явная насмешка над судом. Все подсудимые вели себя стойко, как подобает революционерам.
После недельного судебного разбирательства 22 июля 1913 г. суд вынес приговор. Моряки Бондарев, Вильман, Баранчиков, Осиповский, Королев, Нечаев, Ефимов, Титков, Калязин, Шаблин, Федоров, Панин, Карпов, Новоженин, Роговский, Щука, Ярускин, Комиссаров, Базилевич, Морковкин и Дурновцев как главные зачинщики восстания были приговорены к смертной казни. Другие участники процесса 52-х получили разные наказания.