Никто не слышал предсмертных стонов моей команды, никто не слышал проклятий 38 одураченных вами, нашедших могилу, людей.
Кровь 38 моряков — это лишь капля в том море крови, которая пролита во время интервенции и гражданской войны, вдохновлявшихся вами.
4 июня — знаменательный день. Я ушла из мира, ушла из войны. Офицер статистического отделения Адмиралтейства, придя в очередное утро на службу, открыл 75-ю страницу справочника и простым взмахом пера перечеркнул то место, где были помещены описания и фотографический снимок «L-55». Справочник заперт в сейф, — все кончено. Я вычеркнута из списков флота его величества. Я на грунте…
Итак, сэр, я разбитая лежала на грунте Копорского залива; спокойная тихая вода застыла в моем корпусе.
А наверху события шли своим чередом.
17 июня английским торпедным катером был потоплен большевистский крейсер «Олег». 30 июня адмирал получил из Англии долгожданное подкрепление, состоявшее из пяти крейсеров и мин заграждения. Вслед за этим 14 июля в Ревель пришла авиаматка с 12 гидросамолетами. 20 июля в Биоркэ были прибуксированы из Англии 7 быстроходных катеров, которые произвели атаку Кронштадта, подорвали линейный корабль «Андрей Первозванный» и потопили базу подлодок «Память Азова». Большевистская лодка «Пантера» потопила эсминец «Виттория». Он лежал в непосредственной близости от меня.
Английский морской командир Эгар так «оправдывал» деятельность на Балтике английского флота:
«Государства, омываемые Балтикой, доверили нам безопасность морских портов от большевистских судов. В это время Великобритания была не просто моральной силой, но единственной моральной силой на Балтийском море. В Англии положение было иное. Там не проводилось ясной и определенной политики, все наши предприятия против большевиков уже стоили нам 700 миллионов фунтов стерлингов, и оппозиция рабочей партии требовала снятия блокады и немедленного отозвания всех наших войск из России.
В противовес этому мы предприняли реорганизацию и финансирование армии Юденича, для совместной ее работы с эстонцами… Могли ли мы отступить без того, чтобы первоначально не достичь безопасности с моря для тех, которые об этом просили. Единственным путем для этого была нейтрализация или уничтожение большевистского флота».
Это откровенное заявление заставило меня призадуматься над всем тем, что затеяли капиталистические страны по отношению к новой России, в водах которой я лежала. Их преступные действия стали мне еще более понятными после слов Ленина:
«Английский военный министр Черчилль уже несколько лет употребляет все средства и законные и еще больше незаконные с точки зрения английских законов, чтобы поддерживать всех белогвардейцев против России…»[48]
А потом я была немым свидетелем бесславного ухода английской эскадры из Балтики. Я слышала шум винтов удалявшихся судов. Вместе со мной, лежа на дне, слышали этот шум крейсер «Кассандра», эскадренные миноносцы «Верулам» и «Виттория», 2 тральщика, 7 торпедных катеров, 3 моторных катера и транспорт. Все эти корабли были потоплены красными.
Постепенно стихали залпы орудий и винтовок. Победившая на всех фронтах Красная армия возвращалась домой, принималась за мирную работу.
Не остался в стороне от социалистической стройки и Финский залив, вернее — часть его, принадлежащая СССР. Обороне границ пролетарского государства было придано особое значение.
Тральные работы на Финском заливе сделали свое дело. Почти все мины, набросанные по вашему, сэр, приказу, были вытралены красными тральщиками, и корабли всех флотов проходили большим корабельным фарватером невдалеке от меня. Но настоящего плавания в Копорском заливе все еще не было. Он оставался загражденным минами, поставленными в период интервенции 1918―1919 годов англичанами на глубине 60 футов против подводных лодок Красного флота. Эти мины окружали меня со всех сторон, являясь препятствием для плавания в моем районе больших кораблей Красного флота.
Однажды летом 1926 года мое спокойствие было нарушено.
Окончив траление главнейших фарватеров, советские моряки начали траление моего района и в один прекрасный день задели своим тралом за мое четырехдюймовое орудие.
48
Речь на совещании председателей уездных, волостных и сельских исполнительных комитетов Московской области 15 октября 1920 г.