***
Восходящее солнце скользнуло по лицу Генриха Егера, заставив его открыть глаза. Он тяжело вздохнул, смахнул паутинки с головы и медленно поднялся на ноги. Двигаясь так, словно каждый сустав в его теле проржавел, он встал в очередь за завтраком. По запаху понял, что это снова будет каша с тушеным мясом. Он пожал плечами. Это варево хоть насытит его.
К нему подошел Эрнст Рикке, на лице которого читалась усталость.
— Герр майор, сегодня ночью небо осветилось странным огнем, — сообщил капитан. — Не знаю, следовало ли мне беспокоить вас, но все быстро кончилось, никакой опасности не возникло…
— Если опасности не возникло, то правильно, что не будили, — ответил Егер и добавил про себя: «Хотя бы потому, что я смог провести лишний час под одеялом».
— Не знаю, что за чертовщина там творилась! Это напоминало наши рекогносцировочные огни, но в миллион раз больше и ярче. К тому же этот свет не снижался. Висел неподвижно, пока не исчез. Ума не приложу, что бы это могло быть. Наверное, один из фокусов, устроенных Иванами, — предположил Рикке.
— Может быть. — Но Егер в это не верил. — Хотя вряд ли. Будь это так, последовало бы продолжение. Но ни бомбежек, ни залпов артиллерии… Если русские и пробовали что-то новенькое, у них ничего не получилось.
Как и другие танкисты, Егер быстро проглотил свой завтрак. Когда все насытились, он с неохотой отпустил полевую кухню восвояси. Расставаться с вей было жаль, но конвой повозке не угнаться за танками.
Один за другим «Т-3» оживали. Когда затарахтел мотор двенадцатого танка, вся рота приветственно закричала. Егер кричал во все горло вместе с остальными. Вряд ли сегодня они встретятся с противником, но в России ни в чем нельзя быть уверенным. И если это случится не сегодня, то в один В ближайших дней непременно.
Майор вскарабкался на башню танка, которым командовал, и связался по радио со штабом дивизии, чтобы узнать, нет ли каких-нибудь изменений со вчерашнего дня.
— Нет, Распоряжения остаются прежними: вам нужно переместиться в квадрат Б-9, — ответил офицер связи. — Кстати, как вы меня слышите?
— Вполне нормально, — ответил Егер. — А почему вы спрашиваете?
— Тут у нас возникли трудности, — пояснил штабной лейтенант. — После того взрыва вся связь на какое-то время будто в сортир провалилась. Рад, что все восстановилось.
— Я тоже, — отозвался Егер. — Отбой!
Он развернул карту и вгляделся. Если рота действительно находится там, где он предполагает, тогда до намеченной точки ему и его танкам предстоит пройти около двадцати километров. Егер нагнулся и скомандовал водителю:
— Трогай! Курс на восток.
— Есть на восток!
Дитер Шмидт включил передачу. Гул мотора «Майбах-HL120TR» изменил свой тон. Танк покатился вперед, оставляя на степной земле две глубоких колеи. Шмидт ловко управлялся с шестью скоростями переднего хода, и в такт его действиям мотор то подвывал, то начинал басить. Защитный купол в задней части башни давал хороший обзор. Как и всякий танковый командир, Егер оставляя купол открытым и не упускал возможности там постоять. Отсюда не только было видно больше, чем в самый хороший перископ; здесь и воздух был свежее и прохладнее, и шума меньше, или, по крайней мере, здесь шум другой. Егер предпочитал слушать окружавший его грохот двигателя, нежели лязг железа и громыхание запасных колес и гусениц, привязанных в задней части танка. Если бы машина немецкой службы снабжения крутилась побыстрее, им не пришлось бы таскать за собой все эти железки. Но Восточный фронт растянулся более чем на три тысячи километров — от Балтики до Черного моря. И излишне было надеяться, что у высоколобых чиновников, которым ничто не угрожает, достанет заботы о каждом танковом командире.
Танки катились по опустошенной войной местности: мимо могил, наскоро вырытых в плодородном украинском черноземе, мимо распухших русских трупов, до сих пор не преданных земле, мимо покореженных грузовиков и сгоревших танков. Германские инженеры, словно мухи над падалью, роились возле подбитой техники, подбирая все, что только уцелело.
Куда ни глянь, во все стороны простиралась бескрайняя степь. Даже шрамы войны не слишком жестоко изуродовали ее. Когда Егер смотрел на это зеленое море, ему порой казалось, что его двенадцать танков оторваны от всего мира. Поэтому, заметив вдалеке немецкую пехотную роту, он довольно улыбнулся.
Раза два над головой гудели самолеты. Майор улыбнулся еще шире — Иванов ожидала хорошая трепка.
И вдруг раздался ужасный грохот — танк, двигавшийся примерно в двухстах метрах справа, превратился в огненный шар. Только что он был целехонек — и вот от танка не осталось ничего, кроме красно-желтых языков пламени и столба черного, с копотью, дыма, поднимавшегося высоко в небо.
Через несколько секунд донеслись хлопки новых взрывов — это начали рваться боеприпасы. Пять человек экипажа вряд ли даже поняли, что произошло.
Егер мгновенно скользнул вниз.
— Что случилось? — спросил Георг Шульц. Стрелок слышал взрыв, несмотря на толстую броню и грохот мотора.
— Танк Йоахима подорвался, — ответил Егер. — Должно быть, наскочил на мину-Голос майора звучал неуверенно: для мины взрыв был слишком чудовищным. «Правда, если взорвался бак с горючим, то…» — подумал было майор, но едва эта мысль мелькнула у него в голове, как взорвался другой танк, и грохот взрыва был даже сильнее, чем в первый раз.
— Боже! — вскричал Шульц. Он со страхом уставился в металлический пол танка, словно ожидая, что оттуда вот-вот вырвется раскаленная струя пламени.
Егер схватился за рацию и настроился на общую частоту.
— Всем стоять! — заорал он. — Мы попали на минное поле!
Он прокричал приказ Дитеру Шмидту, затем выглянул из башни, чтобы убедиться, что приказ его выполнен.
Десять уцелевших танков остановились. Как и Егер, другие командиры тоже высунулись наружу, и каждый из них пытался понять, что же происходит. Кроме пылающих остовов двух танков, все остальное выглядело как обычно. Егер уже собирался было связаться со штабом дивизиона и запросить отряд саперов, когда небо прорезало огненным лезвием, начисто снесшим башню одного из остановившихся танков. Промасленная ходовая часть быстро загорелась.