Примерно каждые полминуты внутри горящего салуна взрывалась очередная бутылка со спиртным, словно снаряд внутри подожженного танка. Оглянувшись назад, Остолоп увидел маленькие голубые язычки спиртового пламени, мигающие среди ненасытных красных сполохов от горящих деревянных конструкций.
— И все коту под хвост, — со вздохом произнес Остолоп.
Рядовой, находившийся подле Дэниелса, щуплый очкастый парнишка по имени Кевин Донлан, который, судя по лицу, возможно, даже бриться еще не начал, сказал:
— Могу поспорить, сержант, этому домику явно больше сотни лет.
— Я не столько имел в виду дом… — опять вздохнул Дэниелс.
Визгливый грохот, послышавшийся в небе и быстро приближающийся, заставил их обоих нырнуть в ближайший окоп. Снаряд разорвался, не долетев до земли, и осколки с шипением понеслись во все стороны. Вместе с ними полетели другие осколки, ударяясь о землю и отпрыгивая, словно крупные градины.
— Теперь, сынок, следи, куда ступаешь, — предупредил Дэниелс. — Этот придурочный снаряд раскидал целую кучу маленьких мин или бомб, называй как хочешь. Я их впервые увидел возле Шаббоны. Только наступи на такую, и до конца своих дней будешь ковылять, как Пит Деревянная Нога из диснеевского мультика.
Падали новые снаряды, из них выпрыгивали новые маленькие юркие мины. Несколько из них взорвалось с короткими, заурядными хлопками.
— Сержант Дэниелс, они продолжают бросать в нас своими штучками. Нам отсюда никуда не двинуться, — сказал Донлан.
— В этом-то вся и штука, сынок, — сухо отозвался Остолоп. — Какое-то время они будут кидать в нас эти игрушки, чтобы заморозить нас на месте. Затем пошлют танки и заберут у нас эту территорию. Будь у них побольше танков, они давным-давно прекратили бы швырять мины.
Донлан еще не нюхал пороху. Он присоединился к отряду во время их отступления из Авроры.
— Как эти твари могут так теснить нас? Ведь они даже не люди.
— Постарайся побыстрее усвоить одну вещь, сынок. Пуле или снаряду начхать, кто их выпускает и кто оказывается на их пути, — ответил Дэниелс.
— К тому же у ящеров много разных штучек. Знаю, радио продолжает называть их «вояками, нажимающими кнопки». Но это — все из той же говорильни, которая лишь злит нас и поддерживает моральный дух гражданского населения. Только не позволяй никому говорить, будто они не умеют воевать.
Заградительный артиллерийский огонь все не смолкал и не смолкал. Остолоп выдерживал его, как когда-то выдерживал подобные обстрелы во Франции. В каком-то смысле во Франции было хуже. Каждый из выпускаемых ящерами снарядов был куда смертоноснее тех, что кидали боши. Однако немцы выпускали массу снарядов, и потому временами казалось, что в небесах крутятся целые мельницы, сыплющие сталь на американские окопы. Солдаты нередко сходили с ума от этого — подобное состояние называлось контузией. У бомбардировок было больше шансов отправить человека на тот свет, но бомбы хотя бы не сводили с ума.
Во время секундного затишья Дэниелс услышал позади топот бегущих ног. Он обернулся, держа наготове ручной пулемет, — вдруг ящеры снова высадили со своих винтокрылых машин десант в тылу людей.
Но то были не ящеры. То был какой-то седой негр в синих брюках и потрепанном пальтишке, который вприпрыжку несся по Чикаго-авеню, держа в одной руке большую плетеную корзину. Два снаряда разорвались в опасной близости от него. Он заорал и прыгнул в окоп, где находились Дэниелс и Донлан.
Остолоп посмотрел на него:
— Знаешь, парень, ты просто свихнутый ниггер, который шастает где попало, под самой сранью, падающей вокруг.
Остолоп не собирался вкладывать ничего дурного в свои слова. На Миссисипи он привык так разговаривать с неграми. Но здесь были другие края, и прежде чем ответить, негр с нескрываемой злостью поглядел на него.
— Я тебе не парень и не ниггер. Наверное, я действительно свихнутый, если решил, что смогу принести солдатам жареной куры и не быть обруганным.
Остолоп разинул рот, потом закрыл снова. Он не знал, что делать. Пожалуй, еще никто из негров не отвечал ему таким образом, даже здесь, на Севере. Умненькие негры знали свое место… Но умненький негр не стал бы, наплевав на снаряды, тащить ему еду. Да, именно наплевав. Дэниелс ни за что не согласился бы сейчас выбраться из окопа.
— Надо бы замять это долбаное недоразумение, — произнес он, не обращаясь ни к кому.
Он хотел заговорить с негром, но осекся. Как того назвать? Не парнем же. «Дядюшка» тоже вряд ли исправит положение. Остолоп не мог заставить себя выговорить мистер. Он нашел другое слово:
— Друг, большое тебе спасибо.
— Я вам не друг, — ответил негр.
Он и сам мог бы добавить пару отборных выражений, но его пальтишку и корзине с жареной курятиной противостояли сержантские нашивки Дэниелса и ручной пулемет. Потом Остолоп все-таки извинился. Темнокожий храбрец покачал головой:
— Что в этом толку? Давайте, угощайтесь. Кура оказалась жирной, печеные картофелины — холодными и пресными, без соли или масла. Но Дэниелс все равно проглотил это с волчьим аппетитом.
— Когда подворачивается случай, надо есть, — сказал он Кевину Донлану. — А то ведь случай не подворачивается так часто, как хотелось бы.
— Вы правы, сержант. — Солдат обтер рот рукавом. Он избрал свою тактику в разговоре с негром:
— Это было замечательно, полковник. Вы — настоящий спаситель.
— Полковник? — Негр сплюнул на дно окопа. — Вы же, черт вас дери, знаете, что я не полковник. Почему бы вам просто не назвать меня по имени? Меня зовут Чарли Сандерс, и об этом вы могли бы меня спросить.
— Чарли, курятина была потрясающая, — важно произнес Остолоп. — Я у тебя в долгу.