— И что ты обо всем этом думаешь? — Офицер махнул рукой в сторону пролома стены.
Русси увидел по погонам, что перед ним майор: погоны были с вышивкой, но без звездочек.
Некоторое время Русси молчал, оценивая тон вопроса. Как и любая другая нация, немцы делились на тех, кто хочет слышать лишь подтверждение собственных мыслей, и на тех, кто спрашивает в надежде узнать что-то, чего еще не знает. И как везде, первый тип немцев значительно преобладал над вторым. Безопаснее всего было отделаться общей фразой, произнесенной вежливым тоном.
Да, безопаснее, но Мойше вдруг понял, что не может больше выносить такую рабскую форму безопасности — ни с этим немцем, задающим вопрос еврею и задающим так, словно ответ имеет для него какое-либо значение, ни с кем-либо другим. Мойше поднял Библию, которую держал в руках:
— Я воспринимаю это как знак того, что Бог нас все же не забыл.
Рыжеватые брови рядового, глядевшие из-под каски, от злости сомкнулись. Однако майор медленно и задумчиво кивнул:
— Возможно, ты прав. Чтобы выскользнуть из наших рук, вам потребовалась бы Божья помощь.
— Я это знаю.
Русси и не старался скрыть свою желчность. Когда мир повернулся вверх тормашками, едва ли покажется странным, если узник откровенно выскажется перед своим тюремщиком.
Немецкий майор снова кивнул, словно думал с ним одинаково.
— Знаешь ли ты, еврей, что те, кто бомбил эти стены, не люди, а существа из иного мира? Русси пожал плечами:
— А так ли это важно нам, запертым здесь? — Он полуобернулся и подбородком указал на гетто. — И почему это должно волновать вас, немцев? Вы назвали нас недочеловеками. Какая разница между недочеловеками и Существами из другого мира?
— Какая разница? Я тебе скажу, какая. По всем сведениям, ящеры довольно уродливы, и их можно отнести к недочеловекам, однако воюют они как сверхлюди.
— По всем сведениям, русские тоже так воюют, — сказал Русси. Само нахождение по другую сторону от стены гетто придавало Мойше мужества.
Лицо рядового опять нахмурилось, но майор стойко перенес насмешку. С почти английской рассудительностью он произнес:
— Проблема с ящерами куда серьезнее.
«Хорошо, — подумал Мойше. — Если таинственные ящеры когда-либо появятся в Варшаве, евреи гетто будут открыто приветствовать их». Но как бы ни велика была сейчас его отвага, Русси не высказал свои мысли вслух. Вместо этого он спросил:
— А как вы, господин майор, относитесь к происходящему?
— Мы пока еще решаем, как именно к этому относиться, — ответил майор.
— До сих пор я не .получил никаких приказов.
— Понятно, — сказал Русси.
На войне немец, не имеющий приказов, действует столь же решительно, как и с ними, ибо немецких солдат беспрестанно учили захватывать инициативу, где и как только можно. В политических же делах немцы, не имеющие приказов, были столь же беспомощны, как младенец, отнятый от груди. Они боялись сделать шаг в каком-либо направлении.
— Значит, у вас нет приказов препятствовать нашему выходу из гетто? — спросил Мойше.
— Именно так, — подтвердил майор глухим голосом человека, на долю которого за слишком короткий срок выпало слишком много. — Когда на территории Польши ящеры устраивают базу, у вермахта есть более серьезные заботы, чем вы, евреи.
— Благодарю вас, господин майор, — выдохнул Русси.
Собственная искренность его озадачила. Еще через мгновение она разозлила Мойше: с какой стати он должен благодарить этого нациста за то, что тот соизволяет разрешить ему поступать согласно законному праву?
Однако последующие слова немца остудили его пыл:
— Думаю, ты проявишь благоразумие, если вспомнишь, что СС всегда больше всего заботите вы, евреи. Будь осторожен.
«Будь очень осторожен, — казалось, говорили холодные серые глаза молчаливого рядового. — Будь очень осторожен… выскочка».
— Мы научились быть осторожными, — сказал Русси. — Иначе сейчас мы все были бы мертвы.
Его заинтересовало, как майор отреагирует на эти слова. Но тот просто кивнул, как на любое неоспоримое утверждение. Рука майора поднялась и вытянулась в нацистском приветствии:
— Хайль Гитлер!
Русси не мог заставить себя ответить так же. Однако офицер говорил с ним как человек с человеком, а не как хозяин с рабом. Поэтому Мойше сказал:
— Да убережет вас Господь от ящеров, майор. Немец снова кивнул, на сей раз резко, повернулся по-военному кругом и зашагал прочь. Рядовой поплелся за ним. Немцы оставили Мойше Русси в польской части Варшавы, за пределами гетто.
— Мойше, ты в порядке? — позвала Ривка из-за стены.
— Я в порядке, — ответил он, удивляясь собственному голосу. Потом повторил уже громче:
— Я действительно в порядке.
То, что он стоит средь бела дня на запретной территории, пьянило Мойше, как водка.
Ривка несмело перешла через воронку от бомбы и встала рядом с мужем по другую сторону стены.
— Они говорили с тобой и ничего тебе не сделали? — Она была удивлена не менее самого Мойше. — Может, они почувствовали, что через тебя действует Бог?
— Может, и так, — сказал Мойше, обнимая жену за плечи.
Еще час назад он смеялся над мыслью о том, что он, Мойше, бывший студент-медик, который ел свинину, когда припирала нужда, может сделаться пророком. Сейчас он думал об этом иначе. С библейских времен Бог не слишком часто вмешивался в дела избранного народа. Но когда еще Его народ находился в такой опасности?
«Но почему, — думал Русси, — Бог выбрал именно меня?» Мойше встряхнул головой.
— Кто я такой, чтобы вопрошать Его? — воскликнул он. — Да исполнится Его воля.
— Уже исполняется! — с гордостью сказала Ривка. — Через тебя.
***
Света в аудитории «Мемориального центра Миллза и Петри» не было: с того времени, как авиация ящеров начала налеты на районы Среднего Запада, электричество подавалось с перебоями. Тем не менее темный зал был забит до отказа мужчинами и парнями из поселка Эштон, а также беженцами вроде Сэма Иджера и Остолопа Дэниелса.
Иджер несколько дней не менял одежды, ни разу не стирал ее и не мылся сам, но, когда он увидел, что большинство мужчин выглядят точно так же, ему стало несколько легче.