«Сам Бог помогает нам, — подумал Егер. — Возможно, нам даже снова повезет».
Но, видимо, он рано начал благодарить Господа. На вершине пригорка показались два танка ящеров. А танк Егера одолел лишь половину склона. Башни вражеских машин повернулись в его сторону. Глаза Егера обратились к небу, губы молили еще об одном бомбардировщике. Но Бог не посылал новых самолетов. И ящерам для выстрела даже не требовалось замедлять ход.
Егер ощутил чудовищный удар в спину. Его танк, который так долго верой и правдой служил ему, теперь погибал. Из задней части, сквозь вентиляционные решетки двигателя, валил дым.
— Всем наружу, быстро! — заорал Егер.
Счастье, что две бронированные стенки и масса двигателя не позволили вражескому снаряду достичь отсека с боеприпасами. Но если огонь вспыхнул, его уже не остановишь.
Пули свистели вокруг, когда Егер выбрался из люка и нырнул в высокую траву. Раскрылись другие люки. Экипаж начал выбираться наружу. В кого-то у годила пуля, и звук был похож на шлепок по голой ягодице. Раздался крик.
На секунду у Егера возникло искушение спрятаться от приближающихся ящеров под остовом подбитого танка, но надо было как можно дальше убраться от него: боеприпасы, оставшиеся в «Т-3», могли взорваться в любую минуту.
В горящий «Т-3» угодил еще один снаряд. Танк с грохотом взорвался. «Глупо, — подумал Егер. — Глупо и расточительно. Ведь танк уже мертв».
Пулеметные очереди хлестали по траве. Пули срезали стебельки с тихим, напоминающим шепот звуком: тик-тик-тик. «Интересно, — мелькнула в голове Егера идиотская мысль, — какой звук издаст пуля, если угодит в меня?»
Танк ящеров величественно катился менее чем в полусотне метров от него. Егер лежал лицом вниз, не двигаясь. Если враги и заметят его, возможно, они сочтут врага мертвым. Танк ящеров двигался не только быстро, но и почти беззвучно.
Где-то застрочил пулемет, однако пули лишь отскакивали от брони танка ящеров. Захватчики открыли ответный огонь, башня развернулась в сторону немецкого пулемета.
Отползая в противоположном направлении, Егер чуть не столкнулся с Георгом Шульцем.
— Рад, что вы живы, герр майор, — сказал стрелок, и на его грязном лице засияла широкая и искренняя улыбка.
— Я тоже, — ответил Егер. — Ты не видел Фукса? Улыбка тут же сползла с лица Шульца.
— Ему не удалось выбраться.
— Значит, то был его крик, — проговорил Егер. Стрелок кивнул.
— А что с остальными? — спросил майор.
— Не знаю.
Дитера Шмидта они обнаружили через несколько минут. Клаус Бауэр, башенный стрелок, исчез.
— Мы выбрались оба, — сообщил Шмидт. — Не знаю, что произошло с ним потом.
— Счастье, что мы не взлетели на воздух, когда нас подбили, — сказал Егер.
— Да, герр майор, нам чертовски повезло! — усмехнулся Шмидт. — Тем более у нас кончалось горючее. Его оставалось километра на два, не больше.
— А-а, — сказал Егер.
Он задумался. Только что они провели самый удачный бой против ящеров, а что в результате? Окончательное уничтожение его танковой роты. И сколько еще боев выдержит вермахт, пока больше не останется никакого вермахта?
Впрочем, бой еще не закончился. Пехота ящеров продолжала наступать вместе с танками. В кобуре у Егера лежал пистолет, из которого он не стрелял вот уже несколько месяцев. Шульц и Шмидт сжимали свои «шмайссеры».
— Что теперь, герр майор? — спросил Шульц.
— Будем выходить из окружения, — ответил Егер. — Если сумеем.
Мойше Русси поднял Священное Писание и громким голосом стал читать:
— «Как скоро услышал народ голос трубы, воскликнул народ громким голосом; и обрушилась стена города до своего основания, и народ пошел в город…»[18]
Толпа евреев позади него разразилась приветственными криками. Жена Мойше Ривка, стоявшая рядом, с восторгом глядела на мужа нежными карими глазами, такими огромными на худом лице.
— Что теперь, реббе Мойше? — спросил кто-то из толпы.
— Я не реббе, — возразил Русси, потупив глаза.
— Не реббе?! — одновременно воскликнули несколько недоверчивых голосов. Один из них добавил:
— Кто, как не ты, просил Господа о знамении и получил ответ?
Весть об этом успела обежать гетто еще до того, как на небе потускнел тот чудесный свет. Каждая весть, несущая в себе надежду, распространялась быстрее тифа. Имея лишь надежду на дальнейшую жизнь, евреи превратили нынешний день в празднование.
— Да, он не раввин, — сказала какая-то женщина. — Он — пророк. Подобно Иисусу Навину, чью книгу читает, он заставил стены пасть.
Евреи вновь ликующе закричали. Русси чувствовал, как начинают пылать уши. Не он обрушил стены гетто, а бомбы, которые с пронзительным воем полетели с небес. Это были бомбы ящеров.
Единственные сведения об этих существах доходили до гетто в виде противоречивых сообщений на коротких волнах. Но из слухов, достигавших Русси, он знал, что ящеры бомбят укрепления по всему миру. Однако нигде их взрывы не принесли больше пользы, чем в Варшаве.
Интересно, думали ли ящеры, что у нацистов есть враги, которых они держат в осаде в самом сердце города? Какими бы ни были у ящеров основания, инопланетяне атаковали стены гетто менее чем через неделю после своего появления.
Русси вспомнил, как немецкие бомбардировщики сбрасывали свой нескончаемый смертоносный груз на Варшаву — почти наугад (правда, особое внимание они все же уделяли еврейским кварталам). Налет ящеров был совсем другим. Несмотря на то что он происходил ночью, бомбы ударили по стене, и только по ней. Ощущение было такое, словно они направлялись рукой Всемогущего.
— А помнишь, как мы дрожали под одеялом, когда начались взрывы? — с улыбкой спросила Ривка.
— Такое не забудешь, — ответил Русси.
Взрывы бомб напомнили каждому, что в мире существуют более эффективные способы умерщвления, нежели голод и болезни.
Бомбы или нет, но если бы тогда он вовремя не оказался у своей швейной машины, то лишился бы работы. Мойше знал об этом и спешил попасть на фабрику к установленному времени. Казалось, что в то утро улицы заполнялись людьми с поразительной скоростью. Люди двигались как обычно: никто из имеющих работу не рискнул бы ее потерять, а тот, у кого работы не было, не упускал шанса ее найти. Но каждый выкраивал несколько секунд, чтобы остановиться и поглазеть на проломы, образовавшиеся в стене, что отделяла гетто от остальной части Варшавы.
Сейчас Русси стоял напротив одной из таких дыр — трехметрового пролома. По-прежнему держа перед собой Священное Писание, он шагнул через пролом и вышел из гетто.
Обернувшись, Мойше сказал:
— Как стены Иерихона не смогли некогда удержать евреев, так и стены Варшавского гетто не удержат нас теперь. Господь освободил нас!
Толпа евреев снова радостно загалдела. Среди криков он слышал:
— Реббе Мойше! Реббе Мойше!
И чем дольше он слышал эти слова, тем приятнее звучали они в его ушах. В конце концов. Бог уже подал ему знак.
Кто-то в толпе все же засомневался:
— Возможно, Господь и освободил нас, но потрудился ли Он сообщить об этом нацистам?
Этого было достаточно, чтобы все встревожено оглянулись на говорившего, в том числе и Мойше. Ведь кроме стен оставались еще пулеметные вышки на прилегающих улицах.
Похоже, одной мысли о немцах хватило, чтобы вызвать их, словно духов. Двое уже стояли перед Русси. Толпа позади Мойше резко начала таять.
— Мойше, возвращайся обратно! — нерешительно позвала жена.
Слишком поздно. Один из немцев — судя по остроконечной фуражке, офицер — сделал жест в сторону Мойше.
— А ну-ка, еврей, подойди сюда! — сказал он тоном, не допускающим возражений.
Его спутник, рядовой, был вооружен винтовкой. Русси снял перед офицером шляпу и с облегчением понял, что это армейский офицер, а не эсэсовец. Некоторые из таких людей были порядочными. И все же не выказать требуемого нацистами уважения было слишком опасно. Если бы Мойше шел по тротуару, он бы перешел на проезжую часть. Сейчас же он поклонился и сказал: