Приподнятую на гинях спасательного судна «Карпаты» «С-80» поэтапно в подводном положении переместили на несколько десятков миль в бухту Завалишина в районе Териберки, а там подняли на поверхность с помощью судоподъёмных понтонов. Специалисты минно-торпедного управления опасались, что стеллажные торпеды, пролежавшие много лет на большой глубине, могут при выгрузке взорваться, поэтому ими даже было высказано предложение взорвать лодку. А это значит, что причину гибели подводной лодки установить бы не удалось. К руководителю судоподъёмных работ обратился флагманский минёр с предложением — вне плана спуститься в легководолазном снаряжении в затопленный 1-й отсек и снять с шести торпед все двенадцать взрывателей. Ночью подошли на катере к лодке, минёр ушел в отсек, Минченко на сигнально-страховочном конце у люка. Обстановка в первом отсеке ужасная, он затоплен, темнота, трупы, хаос. Тем не менее, минёр разоружил торпеды, вынес взрыватели. Утром на совещании, когда они доложили, что нет необходимости взрывать лодку, начальство поступило с ними, как с Ванькой Жуковым. Но их инициативная работа позволила выяснить причину гибели «С-80», похоронить по-человечески погибших подводников.
Пульт предупреждает — курение опасно для вашего тела, особенно в нижней его части
На одну из атомных подводных лодок после соответствующей подготовки назначили командиром штурманской боевой части штурмана с надводного корабля. Уже несколько потёртый службой капитан 3-го ранга порой свысока посматривал на управленцев из электромеханической боевой части. В основном они были старшими или просто лейтенантами.
Штурман был заядлым курильщиком, посему в море страдал, так как на подводных лодках этого проекта курительная каюта еще не была предусмотрена, а боевая служба длилась многие месяцы. В базе кто-то из приятелей-штурманов подсказал ему, что в реакторном отсеке лодки на втором ярусе есть машинная выгородка компрессоров вакуумирования этого отсека. Куряки, нарушая всё и вся, иногда проникают туда и покуривают. Опираясь на чужой опыт, на боевой службе он повадился там покуривать.
Вахтенные спецтрюмные реакторного отсека докладывали на пульт об этих нарушениях, но он на замечания управленцев не реагировал, «фендра»[4], мол. И лейтенанство задумало месть, вероятно, очень жестокую.
Когда поступил доклад о том, что штурман в выгородке дымит, управленцы, подключив на щите громкоговорящей связи только реакторный отсек, объявили: «Внимание в энергетических отсеках! Мощность энергетической установки повышается до 60 %». По этой команде вахтенный спецтрюмный захлопывает и берет на задрайки люк выгородки и покидает отсек, как положено по инструкции. Штурман заперт. Через 5 минут по связи идет оповещение об увеличении мощности до 80 %. Лампочка-индикатор на пульте центрального поста бешено мигает, штурман воет благим матом: «Хочу на волю». Управленцы, сделав вид, что не сразу заметили горящий индикатор, по МКТУ облаивают штурмана за создание нештатной ситуации и дают команду отдраить люк выгородки.
Белый, трясущийся штурман долго отходил в каюте. Курить бросил сразу. Через 20 лет на встрече экипажа он заявил, что с тех пор куреву ни-ни.
Пульт предупреждает!
Женщина и краб
Уставшая от работы в полигоне, «эска» пришла на рейд Могильный, расположенный между материком и островом Кильдин. Старший на рейде определил точку якорной стоянки в западной части кильдинской салмы. Стали на якорь, открыли акустическую вахту.
Течение в проливе довольно сильное, глубина якорной стоянки около девяноста метров, корабельные рыбаки приуныли — в свободное время даже рыбку не половишь. Однако ухитрились, сделали блесну граммов в двести, наживка — кусок белой тряпки, и дело пошло. Ловились морские окуни весом около двух-трех килограммов. Вытащенные с глубины, они дико таращили глаза, а из-за кессонной болезни у них выворачивало желудки.
В разгар «путины» рядом с лодкой, подрабатывая машиной, задержался траулер, его кэп по «элекроматюгальнику» запросил у командира — нет ли на лодке лишней бутылки спирта и немного галет. В обмен он предлагает экзотику камчатских крабов по количеству офицеров на субмарине.
Дело в том, что в те времена на Баренцевом море у нас акклиматизировали тихоокеанских лосося и краба. Лосось почему-то к великой радости викингов-норвегов ушёл нерестится в их полярные речушки, а краб в наши тралы изредка попадался.
Обмен состоялся. Крабов в сетке опустили за борт, а на время работы в полигоне принайтовывали в аппендиксе ограждения боевой рубки. Крабы вместе с нами несколько суток выходили в торпедные атаки, отрабатывали курсовые задачи.