— Представить прапорщика Дейчмана, — диктовал командующий Васильеву, — к ордену Святого Великомученика Георгия четвёртой степени. И к производству в чин мичмана…
— Простите, ваше превосходительство, — удивился флаг-офицер, — вы, наверное, хотели сказать: «подпоручика».
Здесь, наверное, стоит сделать ещё одно «лирическое отступление»: в Российской Империи было четыре высших учебных заведения, для поступления в которые требовались либо титул, либо не менее ста лет потомственного дворянства в роду — Александровский Лицей, Пажеский корпус, Училище правоведения и Морское училище. Для поступление в последнее, правда, были исключения — сыновья погибших в бою офицеров флота.
Только выпускники Морского училища носили золотые погоны и считались строевыми офицерами флота. Всевозможные инженер-механики, корабельные инженеры, врачи, а зачастую и штурманы, считались «чёрной костью» и хоть и допускались в кают-компанию, но ровней себе их кадровые офицеры не считали.
Сам Макаров, сын «ластового прапорщика», стал кадровым офицером флота просто чудом — адмирал Попов в своё время заметил, что данный гардемарин умён и талантлив, именно он настоял, чтобы этот выпускник Николаевского училища, к тому же сдавший выпускные экзамены с рекордным для училища средним баллом, получил чин мичмана, а не подпоручика…
— Именно мичмана, — Степан сурово посмотрел на Васильева. — Этот молодой человек достоин носить золотые погоны более, чем те, кому они достались по праву рождения. Очень надеюсь, что Его Императорское Величество не откажет мне по поводу этого представления.
— Ваше превосходительство, — посмел возразить флаг-офицер. — А может стоит поинтересоваться мнением на этот счёт самого прапорщика? Ему тридцать лет, в таком возрасте мичманские погоны на плечах смотрятся несколько нелепо, не находите? К тому же он шкипер торгового флота, и, почти наверняка захочет после войны вернуться к своей прежней профессии.
«Штирлиц понял, что был на грани провала…» — Степан тоже сообразил, что сморозил очередную глупость, а Васильев прав во всём. Действительно: нужно постараться выбить для этого прапора чин поручика по Адмиралтейству с соответствующим жалованием, а золотые погоны ему и самому нафиг не сплющились…
— Ладно… С этим разберёмся позже… Поднять приказ выйти на внешний рейд «Баяну», «Аскольду», «Диане» и «Новику». И всем боеспособным миноносцам. Я отправляюсь на «Аскольд». Броненосцам быть готовыми к выходу.
— Слушаюсь, ваше превосходительство. Но не разумнее ли поднять флаг на «Баяне» — всё-таки «Аскольд» небронированный крейсер.
— Зато более быстроходный. И везучий, — с улыбкой добавил адмирал. — Да и мне значительно более приятно будет стоять на мостике рядом с Грамматчиковым, чем этим сухарём Виреном.
«Аскольд» действительно имел на эскадре репутацию «счастливого корабля» — взять хотя бы тот случай, когда в первом же бою осколки одного из попавших в его борт снарядов пробили зарядное отделение готовой к выстрелу мины Уайтхеда. Некоторые прошли буквально в сантиметрах от капсюля с гремучей ртутью, но взрыва не последовало…
— Я просил вас осведомиться о том, как идёт ремонт повреждённых кораблей. Когда можно ожидать их возвращение в строй?
— «Паллада» практически готова, руководитель ремонтных работ обещал сдать её в течение двух-трёх дней, «Цесаревич» тоже заканчивает починку и можно ожидать его присоединение к эскадре через неделю. «Ретвизан» должен быть готов дней через двадцать.
— Долго возятся, я столько ждать не могу. Вернёмся с моря, придётся подскипидарить руководителей ремонтных работ…
— Разрешите, ваше превосходительство? — в салон зашёл лейтенант Азарьев.
— Слушаю.
— Катер у борта.
— Добро. Едемте, господа.
Когда катер под флагом командующего отваливал от борта «Петропавловска», «Аскольд» уже вытягивался на внешний рейд, где уже поджидал своих товарищей по отряду выскочивший туда первым «Новик». Следующим двигался к выходу из порта «Баян», за ним готовилась идти «Диана». Корабли шли на удивление уверенно, и Макаров не без удовольствия наблюдал за действиями крейсеров.
— А ведь молодцы, Степан Осипович, ничего не скажешь, — шепнул на ухо адмиралу Верещагин, тоже напросившийся сегодня в море. — Уже выходят совершенно без помощи буксиров. И это ваша заслуга.