Оставляя в стороне ряд обработок сюжета нашего романа, вроде беспомощной поэмы плодовитого Лудовика Дольчи (1532) или интересной комедии не менее плодовитого Ганса Сакса (1551), упомянем в заключение византийский стихотворный роман «Флорий и Платцафлора» (конец XIV — начало XV в.), основывающийся, как и книга Боккаччо, на итальянской стихотворной версии. Литературные достоинства византийского романа невелики. Но он — примечательное свидетельство популярности нашего сюжета, который после долгих блужданий по литературам Европы вернулся туда, откуда в какой-то мере и вышел — в Византию и на Ближний Восток.
Внемли мне, всякий, кто влюблен
И терпит от любви урон,
Сеньоры, рыцари, девицы,
И молодцы, и молодицы:
Которым слушать не наскучит,
Тех мой рассказ любви научит.
Вас о Флуаре юном речь
И Бланшефлор — должна увлечь.
(Владела франкскою короной
Их дочка Берта[38]: сыном оной
Был тот, кто Майна[39] стал владыкой
И Франции, — сам Карл Великий.)
Флуара, речь о ком, отец —
Король язычников, простец;
Отцом же Бланшефлор прелестной
Был граф-христианин известный;
Тот — от язычников свой род,
Она — от христиан ведет.
Но превозмог он верность роду,
20 Крестившись Бланшефлор в угоду
(С ним родилась день в день она,
Зачатья ночь у них одна).
Флуар, пойдя на этот шаг,
Добился почестей и благ,
Ибо владел венцом он царским
Венгерским, так же как болгарским[40]:
Страною венгров дядя правил,
Наследников он не оставил,
Флуар — его сестры был сын,
Благой и славный властелин.
Но я свой путь продолжу к цели,
Речь складно поведя о деле.
На этих днях, точнее в среду,
Я, должное воздав обеду,
Пошел развлечь прелестниц, коих
Нашел сидящими в покоях.
Средь комнаты, поверх постели,
Ковры алели и синели —
Столь тонко вышитой парчи
40 Теперь уже не ткут ткачи,
И из Фессалии[41] не слал
Никто столь дивных покрывал.
Сев в утолок, с благоприличьем
Я стал внимать речам девичьим:
Любви касался разговор,
Мной слышанный, двоих сестер.
И старшая сестрице милой
Поведала, с какою силой
Друг друга те любили дети.
И хоть минуло два столетья,
Но клирик то преданье слышал
И, чтоб рассказ достойный вышел.
Все записал, как подобало:
Теперь послушайте начало.
В Испании король один[42]
Цвет рыцарских собрал дружин,
И корабли их, выйдя в море,
Галисии[43] достигли вскоре.
Язычник, он Фелисом зван,
60 Приплыл напасть на христиан,
Чтоб взять добычу в тех краях
И города повергнуть в прах.
Заняв страну их, пробыл в ней
Он месяц и пятнадцать дней
И, что ни день, велел отряду,
Сам возглавляя кавалькаду,
Нещадно грабить города,
Свозя добычу на суда:
На лье пятнадцать от причала
Коров, как и быков, не стало,
Ни замка нет, ни городка,
Не ищет селянин быка,
В разоре земли, опустели,
Зато язычники в веселье.
Созвав людей перед отплытьем,
Король все корабли грузить им
Велит добычей, а пока,
Избрав бойцов до сорока:
«К оружью! — молвит. — Не обуза
80 Для нас еще немного груза:
Меж гор — паломников пути,
Скачите ж, им не дав уйти».
И те немедля скачут в горы,
Прикованы к лощинам взоры,
И вот уж видят из засад,
Как вверх паломники спешат.
Те скатываются по склону,
Не дав занять им оборону:
В испуге скарба своего
Не защищает большинство.
Но был средь них один француз,
Учтивый рыцарь и не трус,
Он брел к Иакову святому[44],
Взяв дочь, которая из дому
Родного в дальний путь пошед,
Поскольку умер муж, обет
Такой апостолу дала,
Быв от супруга тяжела.
Решает рыцарь защищаться,
100 В плен, жив пока, не хочет сдаться,
И вот, сражен, лежит в пыли,
И в гавань дочку повели.
Когда, с собой поставив рядом,
Фелис ее окинул взглядом,
То по лицу заметить мог,
Что род ее весьма высок
И что, пожалуй, эта дева —
Тот дар, который королева
Просила, чтобы ей был сделан,
Раз за добычей плыть хотел он.
На борт отряд их поднялся,
Вмиг натянули паруса:
Дул ветер им благоприятный,
И был отраден путь обратный,
И за два дня всего дошли
Суда их до родной земли.
На берег сходит с корабля
Король и свита короля.
Уже в Неаполь[45] достославный,
120 Отряд опережая главный,
Весть принести гонцы успели
Об их прибытье и веселье.
Всем городом встречать отряд
Выходят, каждый встрече рад:
Еще бы, наконец друзья
В родные прибыли края.
Вот в городе король и вскоре
Велит сподвижникам быть в сборе:
Явив при дележе добычи
Верх куртуазного величья,
Он одарил и королеву,
Отдав ей в услуженье деву,
И королева, весела,
В покои пленницу ввела.
Ее менять не хочет веры,
Велит служить ей, чтит манеры,
Играет с ней и ловит связь
Речей, французскому учась.
В ней вежество и благородство:
140 Чтит королевы превосходство,
Ей, как самой себе, служа,
Со всеми, кто вокруг, дружа.
Однажды девушке в покоях
У дамы (частым гостем в коих
Король был, тем жену доля),
Стяг вышивавшей короля,
При королеве стало плохо:
Бока, не сдерживая вздоха,
Сжимает вдруг, болезнен вид,
Она бледна, ее тошнит.
Тем ведома ее истома,
Кому такая боль знакома.
И, тотчас спрошена, давно ли
Страдает от подобной боли,
Сказала, сколько точно дней.
На это королева ей
Поведала, что носит бремя
Сама такое ж ровно время,
И можно больше не гадать,
160 К какому сроку родов ждать.
вернуться
Их дочка Берта... — имеется в виду франкская королева Берта (Бертрада) Большеногая (ум. 783), жена короля франков Пипина Короткого, первого представителя династии Каролингов (правил в 751—768 гг.). В действительности Берта не была, конечно, дочерью героев нашего романа; ее отцом был Карибер, граф Лаонский. Однако народная традиция, широко отразившаяся в литературе, делала Берту дочерью не только венгерских королей, но даже византийского императора.
В одной из рукописей романа после 10-го стиха уточнено:
Жена отважного барона
Пипина — родила Карлона.
Действительно, у Берты и Пипина Короткого было двое сыновей — старший, Карл Великий (742—814), и младший, Карломан (751—771). После смерти отца оба брата царствовали вместе, пока ранняя смерть Карломана не оставила Карла одного на троне.
вернуться
Майн — имеется в виду французская провинция Мен (запад страны). Не приходится удивляться, что эта провинция упомянута в нашем романе наравне с Францией: под последней в XII в. нередко подразумевался лишь «королевский домен», т. е. провинция Иль-де-Франс с центром в Париже (впрочем, иногда королевские владения оказывались даже меньше этой провинции).
вернуться
...владел венцом он царским Венгерским, так же как болгарским... — Автор романа делает его героя потомком венгерских и болгарских королей, что, конечно, никак не подкрепляется историческими фактами. Более того, в описываемую в романе эпоху (начало VIII в.) мадьярские племена еще не осели в придунайских землях.
вернуться
Фессалия — плодородная равнина на северо-востоке Греции, в долине реки Пенея. Здесь издавна получило развитие скотоводство, а следовательно, и выделка очень ценившихся по всей Европе шерстяных тканей.
вернуться
В Испании король один... — Здесь и далее речь идет, конечно, не о каком-то реальном короле-язычнике Фелисе (Феликсе), а о персонаже вымышленном. Между тем в романе верно изображена неутихающая борьба христиан и мусульман на территории средневековой Испании. Последняя была в очень короткий срок (711—714) почти целиком завоевана арабами, которые основали на полуострове мусульманский эмират.
вернуться
Галисия — провинция на крайнем северо-западе Испании; она также находилась под мавританским (арабским) владычеством, но здесь, на окраине, власть завоевателей не была столь тверда, как в центре страны. К тому же в описываемое романом время (первая половина, даже начало VIII в.) христианское население Галисии не попало еше под безраздельное господство захватчиков. Да и вообще арабские власти предоставляли христианам известные свободы (чтобы не разрушать экономику страны).
вернуться
...брел к Иакову святому... — Имеется в виду популярнейшая на протяжении всего зрелого Средневековья христианская святыня — собор в Сантьяго-де-Компостела (на северо-западе Испании), хранящий останки св. Иакова. Уже в раннем Средневековье (в VIII—IX вв.) возникла легенда, связавшая христианизацию Испании с именем апостола, чей прах был перевезен верными учениками из Яффы, где он принял мученическую смерть, в Ириа Флавиа (современный Эль Падрон). Поблизости от этого места в 872 г. по повелению короля Астурии Альфонса III была воздвигнута церковь и основан монастырь; существующий и ныне величественный собор построен в 1078—1120 гг. Соответственно церковная легенда сделала апостола Иакова основным помощником христиан в их борьбе с арабским завоеванием Испании. Поэтому паломничество в Сантьяго-де-Компостела было самым популярным в Европе, соперничая с паломничеством в Иерусалим. В Сантьяго вели четыре паломнические дороги, вдоль которых возникали многочисленные культовые сооружения.
вернуться
Неаполь — Этот итальянский город не был, разумеется, постоянным владением арабов, однако последние совершали на него набеги (в X в.), равно как и норманны (в XI в.), основавшие там могущественное королевство.