Выбрать главу
И тотчас, чтоб без проволочки Любви достичь и без отсрочки, Стилет он вынул из футляра Серебряный: ценней он дара Не знал, чем сей, что Бланшефлор Дала в последний разговор Перед поездкой в Монтуар. Стилету так сказал Флуар; «Стилет, ты для того утончен, 1000 Чтоб труд мой был скорее кончен. Ты дан мне, чтоб о ней напомнить И все, что нужно мне, исполнить: Что должен, совершить сумей, Отправь меня немедля к ней». Себе он прямо в сердце метил, Но материнский взор заметил: Шагнув и у него стилет Отняв, бранит, но в брани нет Суровости — мать это мать, Нельзя страданий умножать. «Фу, ты совсем еще дитя, Мой сын, коль, умереть хотя, Так смерть торопишь. Тот, кто б мог Кончины отодвинуть срок, Согласен все терпеть недуги Вплоть до проказы, жить в лачуге, Как вор, чтоб только в смерть нейти. Со смертью, сын мой, не шути. Кто так, как вы, с собой поступит, 1020 Тот на цветущий луг не ступит, Свиданья с Бланшефлор не выйдет: Кто согрешит, туда не внидет. В ад, и без жалоб, милый сын, Пойдете тотчас, путь один. Там Радамант, Минос, Эак,[74] Что судят низ, за этот шаг, Как всех, кому они выносят Свой суд, в пучину мук вас бросят. Дидона с Библидой[75], кончины Приняв из-за любви, кручины Не прячут там: забота их — Искать возлюбленных своих; Но их старанья — тщетный труд: Искали, ищут — не найдут. Теперь же пусть светлеет взор твой: Есть средство стать живой из мертвой. Его пойду я поищу И деву к жизни возвращу».
Приходит, плача, к королю 1040 И молвит: «Господин, молю, Чтоб состраданья хоть немного Имел ты к сыну, ради бога. Убил бы бы себя стилетом, Но, к счастью, я была при этом: Он им вооружился вдруг, Я вырвала стилет из рук». — «Что ж, потерпите, дама, горе Забудется, поверьте, вскоре». — «Да, но по смерти лишь: умрет Он от страданий и забот. Лишись мы нашего дитяти Единственного, об утрате Тотчас весь край заговорит, Решив, что нами он убит». — «Коль так, ему вы изложите, Как вам угодно, все событья». И дама, чувствуя отраду В душе, спешит к родному чаду: «Любезный сын мой, все обман, 1060 Твоим отцом и мной был план Придуман этот: нет в могиле Ее; мы сделать так решили, Желая, чтоб, забыв о ней И нас послушав, в брак поздней Вступил ты с королевной знатной, Почтительной и всем приятной; И не внушала Бланшефлор Тебе любви чтоб с этих пор К себе, безродной христианке И бесприданной чужестранке. Купцом сторгована она И в дальний край увезена. Я все сказала, богу слава, Знай, каждое здесь слово право! Нет скорби, не к чему скорбеть: Живи спокойно дома впредь».
Вместить не в силах доброй вести, В нем ум и сердце не на месте, В сомненье он глядит на мать 1080 И ей спешит вопрос задать: «Могу ль поверить я рассказу?» — «Но ты все сам увидишь сразу». Плиту приподняли с земли, Под ней подруги не нашли, И благодарности слова Творцу за то, что та жива, Он шлет. Что будет жить, что сыщет Ее, клянется, что изрыщет Весь свет теперь, имея цель, Что диких нет таких земель, Куда б не мог им быть затеян Поход, и что вернется с ней он. Забыть, сколь эта тяжела Затея, — радость помогла.
Не удивляйтесь же, сеньоры: Те своротить готовы горы, Любовью кто руководим, — Как людям не дивиться им! Читаем в книге у Катона, 1100 Что не пойдут на мысль препоны Тому, кто страстью вдохновлен[76]: Сверх меры хочет сделать он. Сын счастлив, что она живая: О слушающих забывая, Кричит он, что старался зря Король, столь тяжкий труд творя.
Вот к королю идет он снова. Рад видеть сына дорогого Король, но тотчас стал сердит: Лишь об отъезде сын твердит, Не ведая, в каком та месте, И не имея даже вести, Не зная, где и каково Пролягут странствия его. В душе ругая королеву, С совета коей продал деву, Король клянет сам час продажи: Та в нетях, сын теперь туда же; Тысячу б марок серебра 1120 Он дал и сколько есть добра, Чтобы нашлась; ибо с пути Дитя не сбить, как ни хоти. «Мой сын, остаться бы могли вы». — «О, как же вы несправедливы! Чем будет мой отъезд скорей. Тем раньше встретите нас с ней». — «Что ж, если так вы захотели, Пускай! Каков же будет к цели Ваш путь, обдумайте — тогда Все дам, в чем есть у вас нужда: Ковры, расшитые богато, Коней и слуг, сребро и злато». — «Внемлите, ваша милость, мне: Я был бы снаряжен вполне, Когда б с собой, купцам под стать, Семь вьючных лошадей мог взять; Сребра и злата две поклажи; Сосудов, в дар и для продажи; В чеканенной монете треть 1140 Всех денег, вдоволь чтоб иметь; Две штуки самых лучших тканей Найди, не пожалев стараний; И шкурки соболя из тех, Что поценней, и куний мех; Семь стражей — каждый при копе, И трех оруженосцев мне, Чтобы торги искали рьяно И чтоб коням была охрана. Пусть ваш поедет камергер Со мной — определять размер Продаж и куплей и при этом, Коль надо, помогать советом. Предпримем верные шаги, Чтоб нужные найти торги: Какая ей ни будь цена, Мы — столь она для нас ценна — Заплатим, тратя торовато, И ждите нашего возврата».
вернуться

74

Радамант, Минос, Эак — Тут перечислены упоминаемые в мифах классического периода трое судей, определяющие в Аиде дальнейшую судьбу умерших и налагающие на их души наказания. Во французском тексте Эак назван Фоасом: автор романа (или один из его переписчиков) спутал имя судьи в загробном мире с именем одного из сподвижников Ахилла по Троянской войне.

вернуться

75

Дидона с Библидой... — Имеются в виду римское сказание о карфагенянке Дидоне, убившей себя после того, как ее покинул Эней (этот сюжет был хорошо известен в средневековой Западной Европе как по поэме Вергилия — кн. IV, так и по ее переделкам на новых языках), и сказание о Библиде, полюбившей своего брата Кавна и повесившейся из-за того, что он не разделял ее чувства (см. об этом «Метаморфозы» Овидия — кн. IX, 453—665).

вернуться

76

Читаем в книге у Катона, Что не пойдут на мысль препоны Тому, кто страстью вдохновлен. — Имеется в виду очень популярная в Средние века книга «Disticha Catonis» («Собрание моральных изречений»), приписываемая без достаточных оснований Катону Утическому, известному политическому деятелю древнего Рима, ревнителю гражданских свобод и высоких моральных норм.