Выбрать главу
Другим слова по нраву эти, И призваны немедля дети: Ведомы слугами двумя, Те в скорби слезы льют ливмя, Взор обратив друг к другу нежный 2740 И полный жалости безбрежной. И слышит Бланшефлор Флуара: «Красавица, страшит нас кара Не зря: уверены мы в том, Что без отсрочки днесь умрем. Я в этом виноват всецело, Ибо вовлек вас в это дело. Ведь не проникни в башню я, Не знать бы муки вам. Моя Затея принесла вам горе, Расстанемся мы с жизнью вскоре. Мне надо б дважды умереть, Сумей Природа то стерпеть: Раз за себя и раз за вас; Сгубил обоих, а не спас. Вот вам кольцо: к его защите Прибегнув, смерти избежите». Та молвит, плача: «Как могли вы Быть, друг мой, столь несправедливы! Ведь в гибели твоей одна 2760 Я виновата, я грешна, Ибо, меня ища по свету, В страну приехали вы эту. Я, только я всему виной; Вы в башню поднялись за мной; Вас не было бы здесь сейчас, Не будь меня; пусть я за вас Умру; судить меня одну Должны. Я вам кольцо верну: Спастись я не хочу, коль вы При этом были бы мертвы». Он брать назад кольцо не хочет, Смерть первому себе пророчит. Вздыхает тяжко Бланшефлор, Ибо не может кончить спор, Взять перстень так и этак нудит, Тот отвечает, что не будет. Так убедить и не смогла И наземь бросила со зла. (Был герцог, чей на перстень взгляд 2780 Упал, весьма находке рад.) Ждать больше нечего: укор Флуару сделан Бланшефлор: «Грешно вам пребывать в надежде На то, что вы умрете прежде: Вас умертвив, меня от смерти Избавят за красу, поверьте». — «Нет, первым сгинуть дайте мне, Все вышло по моей вине». В такой беседе слезной, руки Сцепив, идут они на муки; Из глубины сердец летят Их вздохи; страхи их долят; Шлют жалостный друг другу взгляд; А все ж из тех, кто жизни рад, Вы б им подобных не сыскали, Прекрасны столь они в печали. Когда бы с Ледой[104] дочь Елена, И Антигона, и Исмена, Партенопей, Авессалом, 2800 Парис, Ипомедон в своем Предстали самом лучшем виде, Их были б эти, на смерть идя, Красивей. Зрелой красота Флуара в юные лета Была: пятнадцати достиг Годов, а ростом был велик. Не передать достойно в слове, Как черные точены брови. Глаза от слез отяжелели: Никто, когда он был в веселье, Их созерцаньем не был сыт; От плача же негож их вид. Лица румянцем небывалым Сравним с рассветным солнцем алым. Усов под носом не растет, И подбородок безбород. Блио пурпурное умело Зашнуровав, прикрыл он тело: Едва одет, стоит близ той, 2820 Что так же блещет красотой. Она, едва одета, плачет: Им казнь на сей же час назначат. Ее головка золотая Кругла: белее горностая Чело, пробор же тонкий строг, Сполз низко головной платок. Под черными бровями, смехом Лучась, глаза могли б с успехом Поспорить с жемчугом; ни с чьим Был светлый блеск их несравним. Однако глаз тех нет в помине, На месте их лишь слезы ныне. Лицо румяное светло, Прозрачней кожа, чем стекло. Столь тонкой лепки ноздри были, Словно руками их лепили. Дивит Природу красота Изогнутого в меру рта. С подобной статью нет ни девы 2840 Другой, ни даже королевы. Припухлы розовые губы От поцелуев страстных; зубы Белее серебра и тесно Прижаты, мелкие. Чудесно Дыханье, что уста струят: Неделю слышен аромат, Им в понедельник подышав, До воскресенья будешь здрав. Точеный подбородок; шеи Не видано досель стройнее. Цветами ветка не белела Так, как ее белеет тело. Столь гибок стан и тонок был, Как если б кто его слепил; На гладких же руках персты Прямые — редкой красоты. Ценитель тонкий, будь он в зале, Нашел бы в ней изъян едва ли
Когда ввели в чертог их, все 2860 Дивились таковой красе, И всякий, будь хоть как жесток, Слез жалостных сдержать не мог. Когда бы в большей были силе, То приговор бы отменили, Однако так эмир взбешен, Что к жалости не склонен он: Пусть, дескать, начинают суд, Затем, связав, пусть отведут На городскую площадь, там Их передав трем палачам, Костер разжегшим; по приказу Пусть те в огонь их бросят сразу. Бароны видят пленных в путах, И мысли горькие гнетут их: Проникла жалость в глубь сердец И нежность; плачет весь дворец, Шепча: «Как этот миг им тяжек, Конец ужасный ждет бедняжек!» И выкуп, денег не жалея, 2880 Все дали бы, будь посмелее. Тут герцог, взявший перстень тот, Что дева бросила, идет, Рыдая горько, так растроган, К эмиру, чтобы все, что мог он Понять из слышанных речей, Пересказать ему скорей. Эмир их подвести дал знак: Пускай расскажут, что и как. В беседу он вступает с ними, Флуара спрашивает имя. Тот молвит: «Звать меня Флуар; Пока я ездил в Монтуар, Украли Бланшефлор, но мне С ней встретиться у вас в стране Все ж удалось. Она нимало, Когда я появлюсь, не знала, Клянусь святыми. Не должна Погибнуть посему она. Коль из-за дерзкого порыва 2900 Умру я, будет справедливо. Она лишь по моей вине Осуждена; весь грех на мне». Невыносима ей услуга Такая: «Я его подруга, Я, только я всему виной, Поднялся в башню он за мной. Не тяготись я здешним пленом, Он не пришел бы к этим стенам. Смерть друга причинит мне боль. Он из Испании; король — Его отец. Будь справедлив Ваш суд, не я б, а он был жив». Флуар свое: «Вы ей не верьте; Ей жить — меня предайте смерти». — «Через мгновенье оба вы, — Тот молвит, — будете мертвы. Угодно вас мне самому Казнить: с вас головы сниму».
вернуться

104

Когда бы с Ледой.... — Далее перечисляются персонажи античных мифов и разрабатывающих их художественных произведений. Показательно, что рядом с мифологическими (Леда, Елена, Парис, Антигона, Исмена) и легендарными (Партенопей, Ипомедон) персонажами античности, встречающимися в сказаниях о Трое, об Эдипе и о войне семерых против Фив (названные сказания были хорошо известны на средневековом Западе по латинским пересказам и по обработкам на новых языках, например по французским «Роману о Фивах» и «Роману о Трое»), тут упомянут и библейский герой — сын царя Давида Авессалом. Все эти персонажи отличались поразительной красотой; автор романа упоминает их как раз поэтому.