Автор романа описывает, таким образом, не только идиллическую, т. е. не знающую сомнений и внутренних преград, любовь, но и столь же идиллическую обстановку действия. Это прекрасная декорация, залитая южным весенним солнцем,. овеянная мягким средиземноморским ветром, так живописно надувающим паруса. Отметим сразу же (и это нам еще понадобится): перед нами именно средиземноморские пейзажи, ближневосточная экзотика. В концепции автора романа идиллическая любовь, идиллические отношения оказываются возможными только лишь или прежде всего в чуждой европейскому обществу среде. Возможно, здесь им легче обнаружить себя. Поэтому во многом идеализированы, захвачены общей атмосферой идилличности и другие персонажи романа. Так, король-язычник, отец Флуара, не чужд благородных движений души. Он не изображен в книге (в первой ее версии) кровожадным злодеем. Да, он не хочет, чтобы сын женился на прекрасной полонянке. Но он привязан к Бланшефлор, жалеет ее. Королем руководит не врожденная озлобленность, а соображения «здравого смысла»: принц должен получить невесту из своего круга. А также, конечно, верность установлениям предков: мусульманин может жениться только на мусульманке. Но с какой легкостью (и как охотно) преодолеваются эти сословные предначертания и религиозные предрассудки! Эта нарочитая легкость сообщает повествованию элемент условной игры, результат которой заранее известен.
А каким покладистым и в конечном счете отзывчивым и добрым оказывается суровый вавилонский эмир, как охотно и быстро он перевоспитывается! Что касается других, менее значительных персонажей первой версии, то все они неизменно добродушны, благожелательны и обходительны. И заморские купцы, отвалившие драгоценный кубок за юную пленницу, и трактирщик с женой, приютившие Флуара во время его странствий, и даже суровый страж неприступной Девичьей башни. Все они — это тоже яркий экзотический фон для описанной в книге идиллической любви.
Ведь подлинным героем книги, ее единственным протагонистом является Любовь. Наш роман прославляет ее всесилие, неодолимую мощь. В самом деле, это она ведет Флуара по следу любимой, заменяя ему и компас и карту. Это она приводит его в тот самый город, в ту самую таверну, к тем самым людям, где только что была Бланшефлор. Между прочим, в отличие от череды рыцарских романов, созданных в середине и второй половине XII столетия, в нашей книге совсем нет элементов загадочного и чудесного. Вряд ли можно считать таковыми, как это справедливо отметил Ф. Менар[11], все те фокусы, что показывает загрустившему Флуару затейник Бородач-Барбарен. Обстановка действия ярка, экзотична (как непременно бывают яркими и экзотическими чужие заморские земли, к тому же южные), но в то же время достаточно обыденна, повседневна. На этом фоне подлинно и единственно чудесным оказывается любовь молодых людей. Лишь ей дано совершать невозможное.
11
См.: P h. Menard. Le rire et le sourire dans le roman courtois en France au Moyen Age. Geneve, 1969, c. 399—400.