Флер все еще колебалась, не зная, как поступить. Потом сказала:
— Ладно, хорошо. Спасибо тебе большое, Петр. Ты очень добр ко мне.
— Вовсе нет, — твердо возразил он. — Давай, стаскивай с себя мокрые вещи.
Поставив чайник на печку, Петр сильнее раздул огонь. Как только вода закипела, он приготовил обещанный пунш. Он все время прислушивался к сводящим его с ума, почти неразличимым звукам, доносившимся до него от этой женщины, — приливам и отливам ее едва различимого дыхания, мягкому шороху падающей на пол одежды. Каждый нерв его тела болезненно напрягся, кровь стучала в висках, в голове кружились образы этого цветка. Петр слышал, как мягко оторвалась ее обнаженная ступня от пола, как она опустилась на матрац, как зашуршала под ней солома, как натянула она на себя одеяло. Когда Флер чуть слышно позвала его, он так стремительно вскочил, что даже прикусил язык.
Он с трудом повернулся, чувствуя, как ноет все его тело. Она лежала на кровати, натянув до подбородка одеяло, выпростав обнаженную руку. На подушке разметались ее волосы, спутанные и влажные, похожие на коричнево-золотистые морские водоросли. Бросив наметанный взгляд на ворох одежды, Петр понял, что она лежит в одной сорочке, и от мысли о ее почти полной обнаженности его бросало то в жар, то в холод.
На лице Флер появилось не тревожное, а скорее извиняющееся выражение.
— Только теперь я поняла, что промокла насквозь.
— Да, — с трудом отозвался он. — Сейчас я что-нибудь устрою, разложу вещи на поленьях перед печкой. К утру все высохнет. А теперь выпей вот это, пока пунш не остыл.
— А ты?
— Я? Не беспокойся! Мне преотлично и на стуле!
Петр подошел к ней с чайным стаканом в руках.
Флер, приподнявшись на локте, взяла его, по-прежнему прикрывая одеялом плечи. Он улыбнулся.
— Сейчас ты похожа на двенадцатилетнюю девчушку. С взъерошенными волосами.
— Я не захватила с собой расческу для волос! — робко ответила Флер. Пригубив горячего пунша, она закашлялась, что вызвало у него ласковую улыбку.
— Как в первый раз, когда ты попробовала водку, помнишь? Гордость не позволила тебе признаться, что она тебе не понравилась. Но ты настояла на своем — выпила все до дна!
— Да, помню.
— У меня есть гребень в мешочке для починки обмундирования. Позволь, я расчешу твои волосы? Ты будешь лучше спать, я уверен.
Флер ничего не ответила, но в ее глазах он прочитал согласие. Петр принес гребень и сел на край кровати. Чуть ниже обнаженных плеч виднелась белая сорочка, скрывающая под одеялом. Почувствовав, как у него задрожали руки, он немного помедлил, чтобы унять дрожь. Затем положил ей руку на затылок, и она послушно наклонила к нему голову. Мокрые волосы рассыпались, обнажив мягкую, нежную шею.
«Боже мой!» — подумал он, сглатывая слюну.
— Если будет больно, скажи!
Взяв в руки влажную прядь, Петр начал осторожно ее расчесывать, стараясь сильно не тянуть, чтобы не причинить боль. Постепенно сердце умерило свой ритм, и этот процесс даже показался ему умиротворяющим. Лежа спиной к нему, Флер нашла в себе смелость немного сбросить одеяло, чтобы было удобнее держать в руках стакан с пуншем. Закончив пить, она подтянула к себе колени и обняла их руками. Теперь в маленькой избе было тепло, отблески от яркого огня превращали ее в какую-то розоватую пещеру. Тишину нарушали потрескивание и шипение дров в печке, да время от времени в окошко стучали капли дождя. Петр почти физически ощущал полную безопасность их убежища, интимная обстановка которого сильно волновала его. Чувствует ли она то же самое? — хотелось ему знать в эту минуту.
— Можно тебя спросить? — раздался голос, легкий и раскованный.
— Конечно.
— О том казаке, который нашел Жемчужину.
— Я слушаю.
— У меня не выходит из головы этот случай… я пытаюсь понять. Мне хочется знать…
— Да, я слушаю.
— Как ты считаешь, была ли доля истины в подозрениях Людмилы? Ведь она сказала, что нисколько не удивится, если Сергей все это выдумал.
— Ничего не может быть более правдоподобного, — спокойно отозвался Петр.
Флер удивленно повела головой, но Петр мягким жестом остановил ее.
— Прошу тебя, не двигайся, а то будет больно.
— Нет, на самом деле? Но для чего ему это было нужно?
— Чтобы подразнить ее. Посмотреть, как она к этому отнесется. И мне кажется, Людмила поступила так, как он рассчитывал.
— Нет, не может быть, — с мольбой в глазах проговорила она.