— Как ты думаешь, почему он позволял ей общаться с этими офицерами? Не для того ли, чтобы поставить ее в щекотливое положение?
— Как ты узнал об этом?
— Когда я несколько дней назад пришел к вам, это был не первый мой визит в Севастополь. Во-первых, я это видел собственными глазами, а во-вторых, в лагере постоянно ходили различные слухи.
«Какие все же грубые скоты, эти солдаты», — размышлял про себя он. Как гнусно они говорили о молодой жене графа Карева, открыто обсуждали, почему она общалась с молодыми офицерами.
— И поверь мне. Если все это слышал я, то почему не мог слышать он? Почему он так внезапно уехал? Он гнул ее, гнул, как палку, ожидая, когда она треснет. А ведь если гнуть палку, даже не сухую, а всю пропитанную соком, то рано или поздно она обязательно треснет.
— Но для чего ему это было нужно? — настойчиво повторяла Флер.
Боже, как же объяснить этой невинной женщине природу ревности на сексуальной почве? Разумеется, причина крылась не только в ней.
— Сколько раз я тебе говорил, что мой брат странный, несчастный человек. Ему всегда не хватало любви, привязанности, преданности. Кто бы ни попался ему на пути, он всегда устраивал для него испытание, а если его жертва, мужчина или женщина, успешно с ним справлялась, он придумывал что-нибудь посложнее, позаковыристее. Потом еще труднее. И так продолжалось до тех пор, пока они не допускали ошибку, либо вообще отказывались подвергаться его дальнейшим опытам. Тогда Сергей печально покачивая головой, говорил им: «Ну вот, я так и знал. Я знал, что вы меня предадите».
Флер долго молчала.
— Не могу в это поверить. Это неправда.
А как он поступал с тобой с того момента, когда впервые встретил тебя? Но Петр не осмелился вслух произнести эту фразу. Взяв в руку последнюю прядь волос на затылке, он сказал:
— Вот, теперь все в порядке. Маленькие прядки возле уха даже высохли и начинают завиваться.
Намотав на пальцы прядь волос, он отпустил ее. Она стала похожа на приятный на вид, пружинистый штопор. Флер лежала тихо-тихо. Ее обнаженное плечо порозовело в отблеске огня. Петр чувствовал ее дыхание, быстрое, легкое. Наклонившись к ней, он прикоснулся губами к ее ушку, скользнул ими по щеке, потом опустился к теплой пульсирующей точке под подбородком. Он почувствовал, как под его ладонями она вся напряглась, но ее плоть его не отвергала. Скорее всего она подчинялась любопытству, словно прислушиваясь к незнакомому языку и пытаясь его понять.
Петр поцеловал ее в шею, в плечо. Приподняв влажные волосы, снова прильнул губами к шее — Флер вздрогнула. Взяв у нее пустой стакан, который она все еще держала в руке, снова Петр легким движением откинул ее на спину. Теперь Флер смотрела на него с тревогой, но вместе с тем доверчиво. Она изучала его лицо, как это делает новичок, нетерпеливо ожидая от своего инструктора объяснений по поводу чего-то неизвестного и весьма опасного.
— Флер? — произнес он, не думая, что ее имя прозвучит вопросительно.
— Да, — отозвалась она, и этот ответ был похож на согласие, на желание.
Петр пробежал пальцами по ее шее. Она, слегка приоткрыв губы и легко дыша, наблюдала за его движениями. Наклонившись, он поцеловал впадину ключицы, потом щеку. Увидев в ее глазах немой вопрос, он улыбнулся.
— Флер, — снова сказал он.
— Что? — прошептала она.
Он очень нежно поцеловал ее, смакуя удивление, нерешительность, которые чувствовал в ней. Казалось, ее губы не знали, что им делать сейчас. Петр поцеловал Флер еще раз, потом еще, еще, очень ласково, стараясь приучить к своим поцелуям. Неужели никто ее раньше не целовал? — звучал в глубине его сознания навязчивый вопрос. Такая красивая, и еще не целованная женщина? Ах, Сережа, за сколько же проступков тебе придется отвечать!
Петр почувствовал, что его ласки начинают ей нравиться, что она становится все увереннее. Он коснулся, словно случайно, рукой края ее груди, потом осторожно накрыл мягкий бугорок. Флер тяжело задышала, не отрывая губ от его рта. Ее сосок затвердел под его ладонью, и Петру приходилось прилагать огромные усилия, чтобы сохранять спокойствие. Когда он оторвался от ее губ, ему показалось, что на них застыло сожаление. Он поднял голову. Флер смотрела на него пытливыми глазами.
— Что с тобой, любовь моя? — Его рука по-прежнему лежала у нее на груди. Он медленно провел рукой чуть дальше, и у нее вырвалось легкое возбужденное дыхание, как у ребенка, который только что кончил плакать. Петр видел, что Флер его не боится, она только сомневается, но страстное желание обладать ею придало ему смелости.