Как только папа, как обычно бывало во все, даже будничные, дни зашел будить меня, мой мир перевернулся, все пошло наперекосяк. Я закричала. Заплакала. Начала бегать от своего собственного отца по комнате, плотнее кутаясь в одеяло и сбивая все игрушки на своем пути. Его когда-то дружелюбная улыбка сейчас казалась пугающей, а яркие синие глаза больше не лучились добротой. Признаться, так паршиво я никогда себя не чувствовала. Он пугал меня до жути. Казалось, что все страхи мира обрушились на меня, ворвались в каждую частичку моего тела и теперь отравляли меня изнутри, а выбраться из этих цепких лап мне не представлялось возможным. Было ужасно страшно. Я дрожала всем телом, которое, казалось, вибрировало от моего крика. Своими крохотными ноготками я расцарапала себе лицо, ноги и руки, все колени были сбиты, на углах мебели остались куски моей плоти. На этот шум прибежала мама. Позже, такими же дрожащими руками она напоила меня успокоительным, помыла с успокаивающим лосьоном и уложила спать. Тогда я проспала больше двух суток.
Утром я проснулась от тихого разговора - за дверью мама что-то шептала о моем нестабильном состоянии, просила кого-то приехать, но, судя по ее обреченному вздоху, у нее ничего не вышло. Она не понимала, что со мной происходит. Она мерила мне температуру, рассматривала кожу, попутно обрабатывая раны, она даже осмотрела мои зубы, нос и уши, но по ее печальному взгляду было понятно, что она не знала, почему я боюсь своего отца. Признаться, о нем я пыталась тогда не думать, но как только я увидела на тумбочке в бирюзовой с звездами рамке фото, где папа обнимал и чмокал меня в щеку, то... все началось сначала, все бинты и лейкопластыри, что старательно приклеивала мама были раскиданы по комнате, а в кулаке застряли осколки стекла, недавно защищавшего рамку. Такого поведения мама терпеть больше не могла.
На следующий день мама решила отвезти меня к психиатру в больницу, где, собственно, она и работала. В доме было тихо. Непривычно тихо. Я не слышала звука телевизора, который часто доносился с утра в гостиной, потому что папа любил смотреть новости и после уходить на работу. Прячась за мамой, сжимая кулаки, я осторожно прокрадывалась через пустую гостиную на лужайку дома, однако и там было пусто. Мама запихала меня в машину, я никак не хотела спокойно сидеть в детском кресле, поэтому ей пришлось прикрикнуть на меня, от чего я лишь еще сильнее испугалась и закрыла свои расцарапанные глаза руками.
- Прости, родная. Прости, - мама в суматохе, пользуясь минутой затишья, пыталась моментально затянуть ремни, но у нее выходило плохо.
Через пять минут мы тронулись. Мотор жутко гудел, солнечные лучи проникали и жгли глаза, от них не защищали даже тонированные стекла. Чтобы отвлечься от какофонии на улице я закрылась игрушкой, которую взяла с собой в качестве своей защиты. Это был небольшой дракон, зеленого цвета с золотыми крыльями и милыми рожками. Его мне подарила мама, и раньше я не часто с ним возилась, но теперь...когда из всех игрушек половину пришлось ликвидировать, ведь они напоминали о папе, то этот Дракоша стал моим любимым.
Я не часто ездила с мамой на работу. В последний раз, когда я ходила по коридорам, насквозь пропахшими медикаментами, мне было три года. Мне не нравились больницы, аптеки и лаборатории. В них пахло чем-то неестественным, противным и невкусным, от чего першило в горле. А еще люди в халатах постоянно у меня ассоциировались с иголками. Колючими и причиняющими боль. Если я так боялась врачей, то почему я не боюсь маму, работающую именно в больнице, а дрожу от ужаса при упоминании отца, обычного офисного рабочего? Надежда была лишь на то, что чудесный доктор поймет, что со мной произошло, и выпишет мне какие-нибудь замечательные таблетки, немедленно вернувшие мне любовь к отцу.
- Приехали.
Мама припарковалась около больницы - четырехэтажного здания, которое явно нуждалось в ремонте. Серая штукатурка в некоторых местах далее трещину, в других покрылась волдырями, а порой вообще отсутствовала, оголяя бетон и корявую арматуру. Рядом с поликлиникой был разбит маленький парк, в котором обычно прогуливались больные. Деревья, кустики, цветочки, лавочки.., но сегодня здесь толпилось много народу. Я бы сказала, что слишком много народу. Мне казалось, что половина штата вдруг решила пройти медосмотр, от младенцев на руках родителей до стариков в инвалидных колясках. Но меня мало интересовал их возраст, больше всего меня шокировало такое огромное количество мужчин в одном месте. Я отвернулась от толпы и обхватила себя руками, пытаясь унять нарастающую дрожь. Я поняла, что толпа - это плохо, жутко и страшно, она может поглотить меня, раздавить словно таракашку и не задуматься даже об этом убийстве.