— Я – ваше дело. Я причина, по которой вы пришли? — деформированные кусочки складываются в моей голове, создавая образ, который не имеет смысла. — Как? Как вы вообще меня узнали?
Он выхаживает передо мной, качая головой.
Другие бессмысленные детали просачиваются, затуманивая уже густое болото в моей голове. Учителя в «Светлых Горизонтах» образованы. Имеют высшие степени в области психического здоровья и образования. Как ему удалось обмануть всех, чтобы попасть в школу, остается загадкой.
— Как вы это сделали? Вы играли эту роль неделями. Вы преподавали Шекспира, читали лекции целому классу и убедили всех, что вы – высококвалифицированный преподаватель. Как? Как вы смогли это сделать?
— Обман – искусство, которое я осваивал всю свою жизнь. Это единственный навык, который помог мне остаться в живых.
Я смотрю на кровь, размазанную по его груди и рукам. Кровь, пролитую за меня.
— Вы убивали раньше, — это не вопрос, и невозмутимое выражение его лица говорит мне все, что мне нужно знать. Эта правда должна была меня напугать. Он убийца. Возможно, безумней, чем Джордан. Нет, сомнений в этом нет. И все еще, все еще, я не боюсь. — Вы пришли за мной. И теперь собираетесь уйти?
— Я не могу оставаться на одном месте. Не так долго.
Мои руки трясутся, я отворачиваюсь, чтобы скрыть разочарование и печаль, расцветающие в моем сердце.
— Иногда я ненавижу это место. Но не могу представить себе, что у меня не будет места, которое я могла бы назвать домом.
— У меня есть дом. Брат, — он слегка поморщился, заставляя меня задуматься, не вырвалось ли это у него случайно. Или, возможно, это болезненная тема для него.
Брат. Я и представить не могла, что такой отстраненный человек, так легко отнимающий жизнь, может заботиться о ком-то, кроме себя.
— Надеетесь снова его увидеть?
— Не раньше, чем завершу свои дела.
Слезы скапливаются в моих глазах. Смешно, что мужчина, которого я едва знаю, тем более сейчас, может вызвать во мне такие эмоции, но дрожь сквозь мои кости говорит мне, что события этого вечера все еще волнуют меня, и мысль о завтрашнем дне пугает. Это особенность травмы – она не сразу дает о себе знать. В самый разгар событий тело онемевает. Оно действует на адреналине и инстинкте. А потом начинается настоящая боль. Воспоминания и отголоски. Те ужасные моменты, которые проникают в мои мысли и раздирают раны. Хотя Джордан, возможно, уже мертв, это не последний раз, когда я его увижу.
— Возьмите меня с собой. Пожалуйста.
Слеза скатывается, и, раздраженная своей неуправляемой реакцией, я поднимаю руку, чтобы вытереть ее, но он хватает меня за запястье. Кажется, заинтригованный, он проводит большим пальцем по мокрому следу.
— Пожалуйста, — шепчу я снова.
Держа мою руку в плену, он ведет ее к ужасающему шраму на своем горле, и толстая, зазубренная линия проходит под моими кончиками пальцев.
— Кто-то пытался вас убить?
— Это я сам себе сделал. Пытаясь заглушить этот чертов шум в голове. Пытаясь держаться подальше от тебя, — он смеется над тем, что, должно быть, выглядит как чистое мучение на моем лице. Не только потому, что он так серьезно поранил себя, но и потому, что сделал это из-за меня. — Я же говорил. Я испорчен. И я точно испорчу и тебя.
— Мы можем помочь друг другу. Голоса? Я их тоже слышу. Я вижу то, чего нет, — я осмеливаюсь положить руку ему на грудь, и, делая это, чувствую, как бешено бьется его сердце под моей ладонью. — Я вижу вас, мистер Кейд. И я не боюсь.
Он снова берет меня за запястье, но не убирает его.
Я бы хотела верить, что мои слова достигли его, но знаю, что это не так. Я оттолкнула множество людей, носивших такую же непроницаемую броню, которая держит его на расстоянии.
— Вот почему вы здесь, не так ли? Ради меня.
Он сплетает свои пальцы с моими, сжимая мою руку, как будто хочет ее раздавить, но теперь я уверена, что он этого не сделает. Я верю, что причинение мне боли ранило бы и его.
— Неделями я наблюдал за тобой. Я чувствовал твою грусть. Я знаю твои шрамы. Каждый образ, который ты рисуешь, чтобы не причинить себе боль, — он приближается и поднимает мою здоровую руку, поворачивая ее, чтобы показать тонкие линии вдоль моего предплечья, шрамы, которые отмечают каждый момент, когда я боялась неизвестного. — Ты права. У нас обоих есть шрамы. Но между тобой и мной есть разница, Би. Я жажду крови других. Боли. Убийство – это мое искусство. Это то, что удерживает меня от того, чтобы засунуть лезвие глубже в себя, — еще один взгляд на шрам на его горле напоминает о том, насколько могущественным может быть разум.
Как жестоко и извращенно.
Он жаждет моего самого темного страха. Идеальная пища для моих демонов, что только заставляет меня хотеть его еще больше. Наверняка кто-то подумал бы, что я сошла с ума из-за этого иррационального желания. Может быть, я и сошла. Может быть, это последствия того, что я видела столько плохого в таком юном возрасте.