Когда ольмекскую голову разбили на куски, взору собравшихся предстала странная деталь, не напоминающая ничего из виденного ранее. Шелтон понял, что в этой конструкции ничего изменить не представляется возможным. Он тешил себя мыслью об уже проделанной диверсии, а загадочную деталь, из неизвестного материала, выбросил из головы. Даже навскидку было видно, что для подмены, её не получится изготовить кустарным способом. Возможно, не удастся и заводским. К тому же Петерсон немедленно отправил найденный предмет в неизвестном направлении. Командиру спецназа уже закралась крамольная мысль избавиться от самого инспектора, но, и её он прогнал от себя. Как потом объяснить пропажу главного действующего лица, которого они обязаны охранять и всячески содействовать его поискам. Тут уже трибуналом пахнет…
Крот привёз Горидзе в подарок сувенир — мексиканское сомбреро. Тот тут же напялил его на голову и приставал ко всем с вопросом — идёт ли ему шляпа. Народ давился от смеха и не показывая вида, клятвенно заверял сына гор, что головной убор — то, что надо. Широкополое, расписанное национальным убором сомбреро смотрелось на Вано, как на корове седло. С представителем мексиканского народа его роднили только усы, а в остальном…
— Его чуть-чуть гуталином подретушировать и вылитый мачо, — весело заметил Огурцов.
— Только мачете в руки не давать! — предупредил Крот.
— Почему? — поддержал игру Гоблин, ехидно улыбаясь.
— Если его вооружить этим оружием, то он Блюмберу сделает вторичное обрезание, в соответствии со своими представлениями об этом ритуале, — пояснил замкомвзвода.
— Я представил снабженца с мачете в руках, — усмехнулся Таран. — Вылитый мексиканский бандит…
Оказалось, что шляпа была не случайно вручена Горидзе Кротом. Он откуда-то узнал про день рождения снабженца, которое случилось именно сегодня. Избавившись от сомбреро, появился Вано, с огромной бутылью красного вина в руках. Бутыль была оплетёна сухой виноградной лозой, препятствующей выскальзыванию из рук пьяного человека. Горидзе держал её в обнимку, как очень близкого друга, разве что нежно не поглаживая пузатые бока. Он весёлым голосом пригласил всех в свою каюту и толпа неуверенно подтягивалась к дверям. Заглянув внутрь, даже навскидку все поняли, что весь личный состав в каюте снабженца не поместится. Критически оглядев жизненное пространство, приглашённые начали перемещение обратно в кают-компанию. Задержавшись в дверях, Крот посмотрел на стену. На ней висел ритуальный рог для винопития.
— Почему только один? — весело спросил он Тарана.
— Второй висит в каюте Блюмбера.
В кают-компании столы сдвинули и праздник начался. Речь держал виновник торжества:
— Я хочу поднять этот рог…
— И забодать Блюмбера, — шепнул Крот Тарану.
Горидзе ещё минут пять распространялся о любви, здоровье и финансах, от чего кое-кому показалось, будто бы вино в стаканах начало киснуть, а водка испаряться.
— Таран прикрыл стакан рукой, во избежание непоправимой потери, — усмехаясь, сказал Огурцов Бубну.
На самом деле, Таран всегда так подходил к посуде с налитым вином, беря её на манер кранового захвата, а после перемещал в ладонь другой руки. Кто-то громко кашлянул, от чего Горидзе сбился с мысли и закончил наконец-то прочувственную речь. Тост настолько затянулся, что посуда в руках гостей опустела в одно мгновение. На лице Хугавы с угрожающей скоростью росли глаза. Вано почему-то решил, что японцы пьют только сакэ. Не найдя настоящего, снабженец не придумал ничего умнее, как разогреть для Таканаки водку до критической температуры. Помыв сына гор горячим пойлом, Таканаки с выпученными глазами бросился к умывальнику, прополаскивать рот холодной водой.
— Да, — сочувственно протянул Огурцов. — Этому спиртного не жалко, чтобы таким вульгарным способом с ним расставаться. Для Тарана это стало бы пыткой — ему принципы не позволяют.
Когда поднимался третий тост, Блюмбера уже понесли в его каюту. Сопротивляться, сил у завхоза не было, поэтому транспортировка прошла без эксцессов. Оба врача: и корабельный, и спецназовский — констатировали сильное опьянение. Произошло это, вероятно, на нервной почве, но, подобное обстоятельство никого не волновало и через пять минут команда забыла о существовании Изи Львовича.
Празднество продолжалось до глубокой ночи, по назначенному корабельному времени. На Земле, просматривающейся с орбиты, определить время для орбитальной станции не представлялось возможным: с одной стороны планету накрывал глубокий мрак, а с другой освещало солнце. Гости Горидзе сначала пропели грузинские народные, затем русские хороводные и кто-как расходился по каютам, наутро никто не помнил. Видимо, сказалась усталость, полученная участием в предыдущих экспедициях.