С души словно бы свалился камень. И в тот самый миг, когда Фокус-покус уверовал в то, что все эти сны про шахматную партию не более чем вздор и игра бессознательного, ещё не успевшие задремать циркачи были подняты по тревоге: это один из жонглёров, которому что-то не спалось, умудрился погибнуть самым нелепым образом, уронив на себя ножи, которыми мог жонглировать хоть с завязанными глазами. Бедняге пытались помочь, закрывая кровь, но тот лишь прохрипел что-то невразумительное про серые тени, прежде чем испустил дух. Закрыв жонглёру глаза и дождавшись прихода полиции, клоун сначала дал показания, принципиально не отличавшиеся от свидетельства остальных; как мог, попытался успокоить товарищей и сделать всё, что возможно в подобной ситуации.
Ложиться спать и настраиваться на работу, в свете случившегося, было тяжело как физически, так и морально. Но такой циничный ублюдок, как Чезаре, не стал бы отменять рабочий день и нести убытки из-за несчастного случая с одним из артистов, а усталость брала своё.
Разумеется, всё это, при очень сильном желании, ещё можно было списать на некое трагическое совпадение. Но вскоре они посыпались одно за одним, и фокусник встал перед фактом, что это уже была не игра.
Полиция не могла оставить череду несчастных случаев, происходивших одно за другим, без внимания, закономерно уследив здесь связь. Но, несмотря на это, формальных причин предъявлять кому-либо обвинения или даже сказать об умышленных убийствах она пока ещё не могла.
На нервах были все: труппа была запугана, многие боялись выступать, жонглёры роняли булавы, акробаты получали травмы, фокусники проваливали трюки, а многих так вообще освистали. Всё это, разумеется, с одной стороны, не могло играть на руку престижу и репутации цирка, но, с другой, гармонично дополняло репутацию жуткого места, где чаще других происходят необъяснимые мистические явления. По этой причине охочие до сенсаций и вымыслов журналисты, оккультисты и прочие любознательные личности были тут как тут, слетаясь, словно мухи на свежее дерьмо.
Но даже на фоне всеобщего хаоса Фокус-покус держался особенно странно, привлекая к своей персоне излишнее внимание. Каким-то образом окружающие начинали догадываться, что он знает о происходящем больше, чем показывает, но не могли ничего из него вытянуть. Чезаре же вёл себя так, словно бы за последнее время не происходило ровным счётом ничего необычного, что настораживало ещё больше.
Искушение плюнуть на всё и бросить игру было велико, но клоун подозревал, что негодяй не солгал и последствия могут быть плачевными для всех; в то время как, продолжая игру, Фокус-покус, во всяком случае, имел хоть какие-то шансы если и не спасти всех и каждого от неминуемой гибели, то, во всяком случае, минимизировать потери настолько, насколько это было бы возможно.
Но вместе с тем перед ним вставала дилемма - кто он такой, чтобы жертвовать кем-то, хоть бы даже и ради спасения остальных? Разумеется, он не мог выиграть партию без необходимости брать и жертвовать фигуры. И если бы он не съедал те шахматы, которые представляли угрозу для безопасности его фигур, в свою очередь, не жертвуя хотя бы пешками для обеспечения лучшего контроля над ситуацией, - мат был бы для него неизбежен. Но одно дело - некие безликие фигуры на доске, и совсем другое - вполне конкретные живые люди, с которыми он долгие годы провёл бок о бок, давая выступления и переезжая из города в город, из страны в страну. Они здоровались с ним, пили с ним чай, разговаривали о погоде, поднимали бокалы на его свадьбе, а теперь - он ложился спать и на следующий день узнавал, что в рядах циркачей становилось на человека меньше, а то и на два. Но если для победы в партии ему придётся пожертвовать ферзём - найдёт ли он в себе силы поставить Марселину под удар ради спасения остальных и победы над чудовищем, которое, в противном случае, будет жить, и дальше преумножая чужое горе? Или откажется от игры, тем самым подписав приговор и ей, и себе, и остальным?
Ему не хотелось об этом думать. Он просто изгонял подобные мысли прочь, хотя они и лезли к нему в голову с удручающей настойчивостью.
Но, как бы то ни было, шансы всё-таки имелись. Чезаре был хорош. Очень хорош. Но он пока так и не смог поставить ему мат за немалое количество ходов, хотя затягивать подобную партию было крайне нежелательно. Фокус-покус раскусил уже несколько хитро сыгранных ловушек, не пойдя на поводу у провокаций. И хотя его противник не зевал и не допускал со своей стороны откровенных промахов, фокусник пару раз вынуждал его совершать последовательность предсказуемых ходов, в результате которых Чезаре терял преимущество на поле и лишался фигур. И это придавало надежду.