Поэтому когда в понедельник он вышел из дома в шесть утра и обнаружил, что его мусорный бак снова опрокинут, а грейпфрутовая кожура долетела до самой веранды, он и секунды не раздумывал, а начал сгребать мусор двумя кусками плотного картона и запихивать его назад в бак. При этом он улыбался. Когда он был испуган или раздражен, как сейчас, он улыбался. Это было похоже на старую шутку, которая повторялась и повторялась с ним всю жизнь, и он мог только улыбаться над глупостью шутника. Однако он улыбался еще и потому что инстинктивно чувствовал, что из одного из домов с другой стороны улицы наблюдают, как он собирает разбросанный мусор.
Только после того как он выпрямился, поставил бак на место и посмотрел на улицу, на которой перед другими домами баки стояли на своих местах, – только тогда он смутился. Потому что он с удивлением заметил, что мусор был разбросан еще и на лужайке перед домом мистера Ньюмена, а мусорный бак мистера Ньюмена тоже лежал на боку.
Мистер Финкельштейн внимательно все рассмотрел и обдумал увиденное. Могло ли быть так, размышлял он, что его жена всегда была права, когда утверждала, что Ньюмен это самая настоящая еврейская фамилия? В это он не верил, хотя и не знал почему. Он просто всегда считал что, само собой разумеется, что мистер Ньюмен, который работает в такой большой компании не еврей, хотя в последнее время…
Как бы то ни было, но ему было чем заняться, и он открыл магазин, опустил фрамугу над дверью, вынес деревянную стойку и открыл пачку газет, которую всегда оставляли перед его домом на дорожке с проезжавшего грузовика. Он только собрался разрезать перевязь, когда заметил торчащий из-под лежащего сверху номера «Таймс» краешек желтой бумаги. Он вытащил ее. На бумаге было что-то написано. Пока он читал, кровь бросилась ему в голову от возбуждения. Затем, тщательно сложив желтый листок, он засунул его в карман рубашки. Но положил его так, чтобы край высовывался наружу.
Аккуратно разложив газеты на стойке, он подложил под двери магазина ограничитель, вынес свой маленький складной стульчик и готовый к утренней торговле сел рядом со стойкой. Через несколько минут, продав несколько газет, он вытащил желтый листок так, чтобы он высовывался из кармана немного больше.
Он был похож на сидящего Будду. Его жена готовила слишком хорошо, чтобы он мог сдерживать себя. Ему было всего лишь сорок два, но подбородок у него был уже весьма тяжел. Он как раз достиг того периода жизни, когда осознал бесполезность попыток сдержать ремень от сползания под живот. Но у него были очень широкие плечи и толстые руки и запястья, и он легко передвигался на своих узких ступнях. Даже в этот ранний час до завтрака он курил сигару, которая никогда не покидала его рта. Это утро было прохладным, и небо было необыкновенно голубым, а облачка были чистыми и прозрачными, и он позволил своему мягкому подбородку опуститься на грудь, скрестил руки и предоставил утреннему солнцу возможность, поднимаясь, осветить его теплый затылок.
Он всегда сидел неподвижно. Он умел так сидеть. Он смотрел на мусор, который поблескивал под солнцем на лужайке перед домом мистера Ньюмена. И в восемь часов, как обычно, мистер Ньюмен вышел из своего дома, чтобы идти на работу. Мистер Финкельштейн наблюдал, как он остановился, когда увидел мусор. Он видел, как тот начал было пятиться назад в дом, и не решался снова пойти по ступенькам веранды. Он наблюдал, как он снова повернулся к мусору и после некоторого промедления начал кое-что подбирать. Затем он наблюдал, как мистер Ньюмен бросил мусор в бак, вытер руки о пустой джутовый мешок и переставил бак с дороги на край тротуара.
Теперь мистер Ньюмен шел по улице в его направлении. Он увидел, что тот замедлил шаг возле дома соседа – охотника – и посмотрел на него. Затем мистер Ньюмен повернулся и взглянул через дорогу на дом мистера Карлсона. Через мгновение он пошел по направлению к мистеру Финкельштейну, пробегая глазами по мусорным бакам, когда проходил мимо них.
Он никогда не видел мистера Ньюмена таким потрясенным. Тот шел с наполовину поднятой правой рукой, и было ясно видно, что она дрожала. Мистер Финкельштейн наблюдал, как он приближался. Его состояние было таким жутким, что Финкельштейн не мог ему не посочувствовать. Когда Ньюмен был в десяти метрах от стойки, Финкельштейн принял безразличный вид с пустым взглядом, которому он в последнее время выучился и дожидался пока Ньюмен пройдет мимо. Но тот остановился возле него.
Мистер Финкельштейн неторопливо поднял взгляд. Он увидел, что его нижняя губа дрожит мелкой дрожью. Его глаза часто мигали так, будто пытались стряхнуть видение.
– Мой тоже перевернули, – сказал он и кивнул на свой мусорный бак, который стоял в двадцати шагах от них.
Мистер Ньюмен посмотрел на мусорный бак Финкельштейна и затем снова повернулся к нему. Он начал говорить, но у него в горле запершило. Он прокашлялся и хрипло прошептал: – Кто это сделал?
Финкельштейн засмеялся. – Кто? Кто это всегда делает? Христианский Фронт.
Он рассматривал судорожно подрагивающую нижнюю губу мистера Ньюмена.
– Вы думаете это они сделали, да? – рассеянно спросил мистер Ньюмен.
– Кто же еще шатается по улицам и переворачивает мусорные баки, если не эти бездельники? Приличные люди таким не занимаются.
– Это могли быть какие-нибудь дети, – слабеющим голосом сказал мистер Ньюмен.
– Могли быть, но не были, – засмеялся мистер Финкельштейн. – Я не ложился спать вчера вечером до часу ночи и проснулся раньше пяти… я брился сегодня утром. Между часу и пятью детей на улице вы не встретите. Будьте спокойны, это был Фронт.
Лицо мистера Ньюмена начало багроветь. И мистер Финкельштейн не мог сказать что именно, гнев или страх, повысило давление его крови. Он решил рискнуть и спросить.
– Но вам не нужно ни о чем беспокоиться, мистер Ньюмен. С вами, наверное, произошла ошибка.
Мистер Ньюмен быстро повернулся к нему. Но он увидел, что маленькие черные глазки мистера Финкельштейна содержали только любопытство и абсолютно никакой уверенности в том, что это была ошибка – он, также, просто интересовался. Ньюмен продолжал стоять, рассеяно разглаживая свой жилет, а потом пошел по направлению к подземке.
Финкельштейн проводил его взглядом. Очень аккуратный и чистый человек, подумал он, наблюдая за исчезающим за углом Ньюменом, одетым в безукоризненный синий костюм – чистый человек. Возможно, его это раздражает только потому, что ему загадили двор.
Он снова улыбнулся сам себе и сел на свой раскладной стул. После того как миновала утренняя суета, он вынул желтый листок бумаги из кармана рубашки, аккуратно развернул его и, устраивая свои очки в роговой оправе посередине переносицы, снова прочитал написанное.
«Еврей, если за пять дней ты отсюда не уберешься, ты пожалеешь, что вообще родился на свет».
Глава 11
Потрясение от происшествия с мусорным баком, похоже, обострило у Ньюмена чувство практичности. Вместо бестолкового хождения по большим и известным в деловом мире компаниям он изучил объявления, приглашающие на работу, под другим углом зрения, и обратил внимание на то, что на работу приглашаются сотни механиков, лудильщиков, станочников и штамповщиков. Любой компании, решил он, которой требуется так много новых рабочих, мог понадобиться такой специалист как он. И руководствуясь этой логикой, он решил пойти в административный отдел корпорации Мейерса-Петерсона, компании о которой он никогда раньше не слышал.
Основное производство компании располагалось в Патерсоне, штат Нью-Джерси, а здесь, на десятом этаже в здании на Двадцать девятой улице на Манхеттене, находилась оборудованная кондиционерами воздуха контора, которая подогрела его глубокое восхищение перед большим бизнесом и стабильностью. В мирное время эта компания производила вентиляторы и другое электрическое оборудование. Эти кабинеты, – по крайней мере, эта приемная, которую он здесь пока успел увидеть, – были современными, а некоторая изношенность только придавала солидности. Ему также понравились руководящего вида мужчины, которые ожидали приема сидя на других стульях и креслах. Если бы он смог устроиться сюда, почувствовал он, это был бы хороший шанс остаться на работе и после окончания войны.