М. не имела об этом никакого понятия и честно в том призналась. Может, предложила она, вы им позвоните и спросите, пока мы тут сидим. У меня телефон почти разрядился, а то я бы посмотрела адрес; но я думала, что вам дали всю информацию. Кому позвонить, переспросил таксист и помотал шерстяной головой в косичках. Пока ехали назад, к вокзалу, писательница охала, всплескивала руками и извинялась за нелепое недоразумение.
За это время заграничных такси на площади стало не меньше, чем желтых, а М. по-прежнему никто не встречал. Она походила вдоль тротуара, пригибаясь и заглядывая в окна машин, потом отступила на пару шагов и полезла за телефоном. Ее новый знакомец уже подобрал новых пассажиров, но прежде, чем отъехать, помахал ей с водительского сиденья, а потом воздел обе руки к небу, давая понять, что мир сошел с ума и удивляться неприятностям не приходится.
8
Видимо, приехала новая электричка, и из покрытого лесами вокзального здания опять повалили люди, густо и весело, будто знали, куда идут. В трубке, которую М. держала уже на полуотлете, не прижимая к уху и не глядя на экран, все еще тянулись длинные гудки, к телефону никто не подходил, словно без нее обошлись и забыли об этом сообщить. М. походила еще туда-сюда, а потом, сама не зная почему, покатила голубой чемоданчик вслед за остальными, пристроившись к толпе с хвоста, но не переставая прислушиваться к гудкам. Все вместе, как на праздничной демонстрации, они вышли на широкую улицу с магазинами и веселыми столиками и там уже распались на группы и посыпали кто куда. М. притормозила и глянула на экран телефона. Он был черный, непоправимо мертвый, и никто не мог выдать ей необходимые инструкции.
Повинуясь общему движению, М. пошла дальше по улице, мимо парка, мимо вывесок, заглядываясь на фастфуды и на чужие тарелки под полотняными навесами кафе. Она теперь была отрезанный ломоть, существо несуществующее – никто не знал, где она и что с нею сталось, никто не мог востребовать ее и призвать к порядку, обязательства и обещания, еще час назад бывшие для нее непреложными, теперь не имели над ней никакой власти, и все это случилось без всякого ее участия. Писательница шагала, слегка смущенная неумолчным рокотанием чемоданчика, которому, казалось, было все равно, куда катиться, и отмечала на ходу, как ее внутренний человек перестает метаться внутри и биться в стены в поисках выхода, а потом постепенно затихает, становится обмякший и детский и даже высовывает понемногу любопытные улиточьи рожки: что-то будет дальше.
Гостиница возникла перед нею как бы сама собой, как во сне, где ты сама не очень-то понимаешь, каким образом переместилась с корабельной, например, палубы в школьный класс со шкафами, заставленными стеклянными банками с образчиками природных феноменов, среди которых есть и заспиртованная крыса с кривым безнадежным оскалом, точь-в-точь как у учительницы истории. Гостиница была совсем простая, из тех сетевых заведений, чья главная гордость состоит, кажется, в умении заставить путешественника забыть о том, что он проделал немалый путь и оказался в другом месте: куда бы ты ни поехал, тебя встретят тот же овсяного цвета диванчик, те же бирюзовые леденцы в глубокой плошке, тот же плоский, лишенный ворса ковер и гель для душа, работающий по совместительству шампунем. М. вошла туда, словно родилась для того, чтобы тенью скользить по извилистым коридорам и заставлять отзывчивую кофеварку гудеть и сочиться черным зельем; она сама не заметила, как регистрировалась и чем платила, так ей хотелось поскорей оказаться наверху и лечь навзничь, чувствуя, что доехала наконец. Но она не забыла спросить у портье, не найдется ли у них тут зарядного устройства взамен утраченного – хотя почему-то нисколько не удивилась, услышав в ответ, что гости разобрали все зарядники и взять их негде. Все происходило сегодня так, как долженствовало быть, и молчащий, как полынья, телефон М. был, видимо, одним из необходимых условий.