– Про трость все же не забывай, – напомнила я.
– Хочешь, чтобы, я как инвалидка какая, – по квартире с тростью? – возмутилась Мила.
Так, мы уже протестуем, отлично. Чем бы дитя ни тешилось… а, нет, это из другой оперы.
Я мудро не стала помогать Миле переодеться, даже не подала ей сухую одежду. Человек только-только с пола поднялся, нечего ему ронять самооценку и чувство собственного достоинства. Пусть вернет контроль над ситуацией да заодно прислушается к ощущениями по поводу колена.
Нет, попроси она, я бы не отказала ей в помощи, но сейчас случай стопудово не тот.
Тем более что и мне не мешало переодеться: май, отопление отключено, а я тут, можно сказать, в одежде искупалась.
Как там, интересно, Арцах – на работе-то в этаком виде? Поди, юморит что-нибудь по случаю. Сам себя он как-то раз нарек «неунывающим армянином» – аккурат в момент нашего знакомства. После того как вытер натекшую из носа кровь: тот громила, которого я вырубила, еще успел расквасить Арцаху нос. Больше он ничего не успел. Да, не стоит благодарности. Обращайтесь, если что.
…дальше все мои дела и помыслы были только с Милой: прибрать в ванной; под чуткими указаниями тети разместить на сушилке белье; организовать чай с печеньем и отвлечь Милу всевозможными сплетнями и слухами. Больница есть больница: моя общительная тетя была отрезана от привычного окружения, так что следовало восстановить баланс. Благо память у меня еще… черт. События сегодняшние, что ли, повлияли? Что еще за мысли о старости, а, Охотникова?
Зато во время чая, плавно перетекшего в легкий ужин, я сообразила, как поднять Миле настроение. Заранее поинтересовалась ее планами на завтра и уже с утра занялась воплощением своей идеи. Обзвонила тетиных знакомых (в основном – учительско-преподавательский контингент из тех, кто на пенсии), сбегала в кондитерскую и еще раз в продуктовый. И, пообещав Миле потрясающий сюрприз, отвела к одной из наших соседок, бывших Милиных учениц, в квартиру этажом ниже.
Тетя, узрев собравшуюся компанию при накрытом столе, едва не прослезилась. Глянула на меня с такой благодарностью, что и я, черствоватая в силу профдеформации особа, ощутила что-то этакое в области диафрагмы. Ну, о чем там поэты говорят – душевный трепет и прочее.
Компания расселась до того уютно, и чайник как раз засвистел, и варенье открыли… я не стала мешать. Ушла с посиделок, страшно довольная собой и успешным воплощением своей затеи.
И, размягченная, в редком для меня благостном настроении, по часам увидела: если втопить как следует, то я еще вполне успеваю к Руслану Осиповичу. Закроем этот гештальт. Я, конечно, и близко не психотерапевт или еще кто из этой же братии; но, если старикану станет легче от простого излияния души, то, пожалуй, выслушаю его. Не могу представить, чем бы таким он, бывший циркач, мог меня удивить. В силу специфики моей работы я иногда такое выслушивала…
Моему рыжему знакомцу нынче определенно везло. До дома престарелых я доехала быстро. В этой части города и так-то часовая «обеденная пробка» не особо смачная; а сегодня и вовсе как по заказу – чистая дорога. Эх, вчера бы так.
Руслан Осипович, похоже, и не сомневался, что я приду. Или очень хотел надеяться на это.
Он сидел на другой скамейке – той, на которую взгляд падал у калитки. И не сразу заметил меня, пока я шагала по дорожке, усыпанной сбитыми с кустов листьями, стараясь не наступить на улитку. После вчерашнего дождя их тут было видимо-невидимо, и по подлокотнику скамейки ползла одна весьма крупная особа. Я не стала ее снимать: безобидными моллюсками меня не испугаешь. Виноградные улитки, кстати, очень вкусные. Чуть хуже мидий, но зато не трепыхаются в желудке, когда их проглотишь.
Между прочим, я предупредила Милу, чтобы она не рассказывала никому про вчерашний разнос у дома престарелых. Отговорилась, что сама улажу этот вопрос. Надеюсь, этот случай не всплывет в сегодняшней теплой компании.
– Евгения… ох, как же я рад, что вы пришли. Не отвлек ни от чего?
– Кабы отвлекали, я и не пришла бы, – резонно заметила я. – Могу я задать вопрос, прежде чем мы начнем?
– Да-да, конечно, сколько угодно… – Руслан Осипович, наверное, и с парашютом бы согласился прыгнуть, такая готовность прозвучала в его голосе.
Печально, если он готов выговориться и малознакомой женщине вроде меня. Впрочем, пожилые люди часто одиноки и от этого самого одиночества впадают в излишнюю откровенность. Или, наоборот, превращаются в упертых параноиков, и только шапочки из фольги не хватает, как в фильмах про инопланетян.