Выбрать главу

— Кураре вводится в кровь, мистер Рестарик. А не в желудок.

— Познания полиции поистине безграничны, — с искренним восхищением сказал Алекс.

Инспектор Карри искоса бросил внимательный взгляд на молодого человека. Он отметил слегка заостренные уши, неанглийский, монгольский тип лица и глаза, в которых искрилась смешинка. По лицу Алекса Рестарика трудно было угадать его мысли. Сатир[66] или фавн[67]. Немного раскормленный фавн, вдруг подумал инспектор Карри, и от этой мысли ему стало неприятно.

Плутоват и неглуп — вот как бы он определил Алекса Рестарика. Умнее своего брата. Мать у них была русская, так он слышал. «Русские» были для инспектора Карри тем же, чем был Бони[68] в начале девятнадцатого века или Гунны[69] в середине двадцатого. Все, имевшее отношение к России, по мнению инспектора Карри было чем-то скверным. Если Алекс Рестарик убил Гулбрандсена, этому есть вполне удовлетворительное объяснение. К сожалению, инспектор Карри вовсе не был убежден, что убил он.

Констебль Доджет наконец отдышался и заговорил.

— Я подергал занавески, как вы приказали, сэр, — сказал он. — Потом сосчитал до тридцати. А на занавесях, вверху, один крючок оторван. Они неплотно сходятся. Значит, снаружи можно видеть в комнате свет.

Инспектор Карри спросил Алекса:

— Вы не заметили вчера, был ли в том окне свет?

— Я вообще не мог видеть дом из-за тумана. Об этом я уже говорил вам.

— Туман не всегда бывает сплошной. Иногда он рассеивается — то здесь, то там…

— Но не настолько, чтобы я мог видеть дом. Его центральную часть. А гимнастический зал, рядом с ним, виднелся сквозь туман, точно призрак. Получалась полная иллюзия портовых пакгаузов[70]. Я уже говорил вам, что ставлю балет «Ночи в порту»?

— Да, говорили, — подтвердил инспектор.

— Привыкаешь, понимаете ли, всюду видеть декорации, а не существующую реальность.

— Возможно. Но ведь и декорации вещь вполне реальная, не правда ли, мистер Рестарик?

— Я не совсем понимаю вас, инспектор.

— Они делаются из чего-то материального — холста, дерева, красок, картона… Иллюзия создается глазами зрителя, а не собственно самой декорацией. Сама декорация вполне реальна, не важно, в какой части сцены она расположена.

Алекс воззрился на инспектора.

— Очень мудрое замечание, инспектор. Оно подало мне мысль…

— Для еще одного балета?

— Нет, не для балета… Боже! Неужели все мы были так недогадливы?

3

Инспектор и констебль Доджет пошли к дому напрямик — по газонам. Ищут следы, подумал Алекс. Но он ошибался. Следы они искали еще ранним утром, хотя и безуспешно, потому что в два часа пополуночи прошел сильный дождь. Алекс медленно шагал по аллее, обдумывая возможности пришедшей ему в голову с подачи инспектора идеи.

От этого занятия его отвлекло появление Джины, которая спускалась к озеру. Дом стоял на некотором возвышении, и от него шел к озеру пологий спуск, обсаженный рододендрами и другими кустами. Алекс сбежал по дорожке и подошел к Джине.

— Если бы можно было как-то заслонить это викторианское чудище, получилось бы великолепное Лебединое озеро. И ты, Джина, в роли Одетты. Впрочем, ты больше похожа на Одилию[71]. Жестокая, своенравная. И совершенно неспособная на милосердие и сострадание. Ты очень-очень женственна, милая Джина.

— А ты очень-очень ехидный, милый Алекс.

— Потому что я тебя вижу насквозь? Можешь наслаждаться своей неотразимостью, Джина. Ты всех нас пришпилила к своей юбке. Меня, Стивена и своего простодушного мужа.

— Не болтай глупостей.

— О нет! Стивен в тебя влюблен, и я в тебя влюблен, а твой муж жестоко страдает. Чего еще может желать женщина?

Джина посмотрела на него и засмеялась.

Алекс энергично кивнул головой.

— Но, к счастью, ты прямолинейна. Это итальянская кровь. Ты не скрываешь, что тебе хочется внушать любовь, и не притворяешься, будто жалеешь своих поклонников. Ведь тебе нравится влюблять в себя, жестокая Джина. Пусть это будет даже такое ничтожество, как Эдгар Лоусон?

Джина взглянула ему в глаза и сказала очень серьезно:

— Любовь, как ты знаешь, не слишком долго длится. И женщинам вообще труднее в жизни, чем мужчинам. Они более уязвимы. Они рожают детей, и дети для них самое главное. Как только увядает их красота, мужчины уже не любят их. Они им изменяют. Они их покидают. Отодвигают в сторону. Я не осуждаю мужчин. Я сама поступала бы так же. Не люблю старых, уродливых, больных, тех, кто ноет и жалуется на свои беды, или таких нелепых, как Эдгар, который строит из себя бог весть кого. Ты говоришь, я жестокая? Мы живем в жестоком мире! Когда-нибудь он будет жесток и ко мне. А сейчас я молода, хороша и привлекательна. — Она сверкнула своей особенной, солнечной, теплой улыбкой. — Да, Алекс, мне это нравится. А почему бы нет?

вернуться

66

Сатир — в древнегреческой мифологии лесной полубог, изображавшийся в виде человека на козлиных ногах с короткими рогами; принадлежал к свите бога вина и веселья Диониса.

вернуться

67

Фавн — древнеримское божество, покровитель земледелия и скотоводства; изображался как человек с козлиными ногами, рогами и хвостом.

вернуться

68

Бони — прозвище французского императора Наполеона Бонапарта I (1769–1821), которым в начале XIX века в английских семьях пугали непослушных детей.

вернуться

69

Гунны — древнее тюркское племя, вторгшееся в IV–V веках в Восточную и Западную Европу. В переносном смысле «дикие, свирепые разрушители», откуда прозвище немецких фашистов во время Второй мировой войны.

вернуться

70

Пакгауз — помещение для склада товаров.

вернуться

71

Имеется в виду балет «Лебединое озеро» П. И. Чайковского (1840–1893). Одетта — принцесса, заколдованная злым волшебником и превращенная в лебедя, Одилия — соперница Одетты, дочь колдуна, которую он сделал двойником Одетты.