— И все это ты сама?
— Нет. Не так уж я умна. Но некоторые трюки доработала, придумала свои декорации. Это же просто, все равно что скроить платье. С люками и зеркалами можно вытворять что угодно. Смотри-ка, эта клетка… Вот наброски декораций, их так и не сделали. Зрителям показывают прозрачный пустой ящик, освещенный изнутри, потом закрывают его ставнями. Затем снимают их, ящик оказывается полон роз, а из них медленно поднимается живой человек. Ты, например.
— Я. Думаешь, я…
— Ну конечно. Это любой сможет…
Она повернула к нему морщинистое лицо; халат сполз с плеча, от него приторно пахло духами. Дутр сел рядом. У него закружилась голова. Он смотрел, ничего не понимая, на рисунки, на легкие пунктирные линии. Одетта внимательно следила за ним.
— Господи! — вздохнула она. — Как хорошо быть таким наивным!
На руке побрякивал браслет с множеством брелков. Она обняла его за шею.
— Ты не очень сердишься на меня? — спросила она. Молчишь… Ты злой мальчик, правда? И в душе у тебя полно разных тайн, обид, дурных воспоминаний. А я старая дура. Но я тебя научу, вот увидишь. Людвиг, он скотина. Не слушай его. К тому же он скоро уедет. Для начала сделаем тебе другую прическу. Потом я одену тебя по своему вкусу. Не могу на тебя смотреть… в этой кофте… А вечером поговорю с девочками. Если они не совсем дуры, то… Да… Ну, ты хоть слово из себя выдавишь?
Дутр опустил голову и сделал вид, что рассматривает чертеж окна с привидениями.
— Людвиг… — пробормотал он. — Что он здесь делает?
Стало совсем тихо, только чуть слышно звякали брелки на ее браслете. Одетта убрала руку.
— Ты еще и не жил, — сказала она. — Вот и не задавай вопросов.
Она встала, отряхнула халат, причесалась, не глядясь в зеркало, потом пошарила в буфете.
— Глоток шнапса? Что ж, пожалуй. Как раз то, что нужно.
Дутр собрал листы в папку.
— Папа… — начал он.
— Нет, прошу тебя, — оборвала Одетта, — достаточно. Прежде всего, у двадцатилетнего парня нет уже ни отца, ни матери, понимаешь? Он должен уметь выкручиваться сам.
— Отчего он умер? — настаивал Дутр.
— Сердечный приступ. Это был настоящий человек, уж поверь мне.
Глядя в пространство, она маленькими глотками пила водку; ее низкий голос, когда она пускалась в откровения, приобретал душераздирающее звучание.
— Он давно уже понял, что устал. Ты ведь догадался, мы не очень-то ладили… Если бы он только согласился лечиться! У него был сложный номер: его привязывали к стулу…
— И он сам отвязывался? — невольно съехидничал Дутр.
Одетта, не переставая вертеть в руках стакан, покачала головой.
— Маленький дурень, — тихо проговорила она. — Да, он сам отвязывался. Но во всем мире есть всего пять или шесть мастеров, которые могут сделать это… Если бы ты видел, как он работал!
Резким движением она поставила стакан на стол.
— Да, он умер, — сказала она. — Что еще ты хочешь узнать?
— Ничего.
Одетта изменила тон, опять вдруг превратившись в вульгарную женщину, какой была на кладбище.
— Черт возьми, мы что, уже начинаем скандалить? Выкладывай-ка все, что думаешь! Мне это больше по нраву. Твой отец месяцами пережевывал обиды. А через два или три года припоминал слова, сказанные в пылу ссоры. Это не по мне.
Она подошла, обхватила Дутра за шею, встряхнула.
— Я виновата, знаю это лучше тебя. Но если удастся осуществить мой план… Иди, поищи Людвига. И старайся! Да, еще… Улыбайся хоть иногда. У тебя такие губы! Тебе что, в твоем коллеже не говорили, что ты красивый парень?
Дутру вовсе не хотелось улыбаться. Он думал только о том, как бы сбросить руку, ярмом повисшую на шее.
Людвиг ждал его в грузовом фургоне. Владимир, сдвинув декорации и реквизит вглубь, возился с маленьким прожектором.
— Снимай куртку, — сказал Людвиг. — Сейчас тебе жарко станет. Ты зарядку делаешь?
— Иногда.
— Будешь заниматься по часу каждое утро. Владимир, зажигай!
Владимир включил прожектор.
— Всегда нужно много света, — объяснил Людвиг. — Надо ослепить зрителя. Владимир, корзину!
Владимир поставил перед ним корзину, скрепленную ремнями.
— Ты должен влезть в нее, — сказал Людвиг.
— Это будет нетрудно, — сухо произнес Дутр.
Людвиг с улыбкой открыл корзину.
— Тут двойное дно. Не думаю, что у тебя выйдет с первого раза.
Дутр скорчился в корзине; крышка не закрывалась. Он попытался лечь на бок, прижав колени к груди. Людвиг, все так же улыбаясь, мизинцем стряхивал пепел с сигары. Дутр сжимался все сильнее и сильнее. Спина у него трещала, он задыхался.