Клим нежно сжал пальцы, и Фома сдавленно застонал. Музыка зазвучала еще громче, переходя в неподражаемые переливы. Оба звука были прекрасны, но Клим предпочел бы раз за разом слышать сладкие стоны. Он страстно желал, чтобы тех, кто сидел сейчас перед экранами компьютеров, буквально проняло от вида распластанного тела на черных простынях, изгибающегося в тягучей истоме предвкушения экстаза.
Теперь уже покрепче ладонь обхватила член, а чуть заскорузлая подушечка большого пальца массирующими движениями растушевала по тугой головке каплю прозрачной краски, придавая раскрасневшейся коже аппетитный глянец. В этот момент Клим чувствовал себя художником, во власти которого была целая палитра оттенков, растекшихся по заветному телу. Их хотелось перемешать, чтобы добиться нового, неподражаемого цвета - цвета любви и абсолютной самоотдачи.
Фома почувствовал, как у него вспотела переносица под маской. Клим прикасался к нему так трепетно и мягко, что он буквально плавился под теплом его рук, желая поскорее дойти до предела. Он безумно желал, чтобы движения Клима стали монотонней и сильнее, чтобы они попали в один ритм с биением сердца, чтобы кончить взахлеб, до самозабвения забившись в бурном экстазе.
Но Клим решил иначе, намереваясь сделать произведение искусства еще прекраснее. К досаде Фомы он убрал руку с члена и, перекатившись к краю постели, запустил пальцы под покрывало, извлекая оттуда короткую нить с тремя крупными бусинами, напоминающими жемчуг - мал мала меньше, располагавшихся на небольшом расстоянии друг от друга. Клим склонился над Фомой, поднося шарики к самым его глазам:
- Я хочу, чтобы эти бусы украсили тебя, я хочу, чтобы каждый зритель увидел эту роскошь.
- Давай, - только и проронил Фома.
- Гудвин, мой удивительный Гудвин, - тихо, так тихо, чтобы слышал только Фома, произнес Клим, сжимая шарики в кулаке и отползая на постели в сторону комода.
Он встал на пол и ухватил Фому за лодыжку, с силой подтягивая к себе, к видеокамере, широко разводя его ноги при этом.
Пальцы Фомы скомкали черную простынь, когда Клим, опустившись перед ним на колени, развел его ягодицы пошире, позволяя любому желающему как следует рассмотреть тугую звездочку ануса. Вдоволь насладившись приятным зрелищем, Клим нашарил под покрывалом припрятанный тюбик и, выдавив немного смазки на ладонь, протянул жемчужную нить между пальцев.
Фома весь напрягся, с замиранием сердца ожидая порцию боли. Клим предусмотрительно прикоснулся к анусу, увлажняя его как следует, он почувствовал нервную дрожь, пробежавшую по телу любовника, он понял, что Гудвин боится, что ему нужно помочь, иначе завораживающая эстетика превратится в болезненную пытку. Клим крепко обхватил член Фомы левой рукой, заставляя ягодицы рефлекторно поджаться, и начал настойчиво его возбуждать, замыкая пальцы в тесное кольцо неподдельного наслаждения.
Фома снова расслабился, расставляя колени пошире, тем самым предоставляя откровенный доступ к заветной глубине. Ощутив прикосновение прохладного шарика, Фома шумно выдохнул. Рука Клима, ласкающая его член, отвлекала от неприятных ощущений. Самый маленький кругляш начал медленно раздвигать тесные стенки, но все мысли Фомы были сосредоточены только на одном: «Сильнее, быстрее, вот так, задай ритм!»
Первый шарик уже полностью скрылся, и Клим ослабил хватку к величайшему разочарованию Фомы. Тот недовольно засопел и приподнял голову, но Клим одним только обнадеживающим кивком сумел его успокоить. Фома вернулся на подушку, а Клим взялся за второй шарик, средний, снова крепко сжимая переполненный желанием орган. Лишь только удовольствие, ни капли боли и какого-либо неудобства он не доставил Фоме, сдерживая свое обещание.
Фома еще не умел получать упоение от чувства наполненности, и Клим это прекрасно понимал, а еще он понимал, что сейчас нельзя было спугнуть этого чертовски привлекательного молодого человека, поэтому он старался доставить самое настоящее блаженство Фоме, себе и зрителям, предоставляя любовнику выход только один: впасть в состояние полуобморочной неги.
Движения Клима, сжимающего половой орган, то замедлялись, то ускорялись. Опытный в подобном деле Клим четко улавливал момент, когда Фома уже находился на пике удовольствия, не позволяя ему кончить. Фома буквально изнывал под его руками.
Последний шарик скрылся в манящих недрах, и Клим осознал, что теперь пора, пора дать то, чего Фома так жаждал. Клим осторожно потянул за оставшуюся снаружи петельку, наблюдая за рождением крупной жемчужины, одновременно доводя Фому до неизбежного оргазма.
На лбу Клима блестящими каплями проступил пот, он стекал по высокому лбу, тут же впитываясь бархатной маской. Впервые он старался на публику, но не публики ради, а ради себя, получая огромную порцию неизведанных ранее ощущений.
Фома задрожал, изливаясь себе на живот, - Клим предупредительно убрал руку с члена, чтобы зрители могли созерцать эту картину освобождения, и извлек последний шарик, давая возможность любовнику как следует отдышаться.
Количество свидетелей этой картины страсти все возрастало. Клим обернулся, чтобы увидеть число, ставшее уже трехзначным.
Фома провел языком по пересохшим губам, концом покрывала оттираясь от результата своего удовольствия. Белое на черном. Хаотичные разводы украсили тонкую ткань, превращая ее в абстрактное произведение искусства.
Клим поднялся с пола и взгромоздился на кровати рядом с Фомой:
- Становись на колени!
Фома уже этого ждал. Вечер подходил к логическому завершению, и Клим тоже к нему подходил. Фома послушался, опершись на прямые руки, при этом глядя прямо в светящийся глаз видеокеамеры.
Клим выдавил еще порцию смазки и обильно увлажнил свой член, наконец-то дождавшийся коронного выхода. Клим вошел сразу, до самого конца, единым толчком, все же причиняя Фоме порцию боли - тот еле слышно вскрикнул - этот жалобный звук тут же утих, заглушаемый нескончаемой музыкой. Толчок. Еще один и еще. «Покажи мне любовь!» - пронеслось в голове у Фомы, и он попытался продемонстрировать им всем, всем тем, кто смотрел в этот миг на свой экран, выражение лица, полное страсти и удовольствия. Если бы на Фоме не было маски, то зрители наверняка распознали бы ложь. Но маска была, и она скрывала те истинные страдания, которые Фома испытывал на самом деле.
Клим замер, прижавшись к аппетитным ягодицам, пальцами вцепившись в те самые места на бедрах, с которых еще не сошли синяки с прошлого раза. Он смотрел на экран, созерцал свое с Фомою изображение и сладостно кончал в заветное тело, принимая на веру лживую блуждающую улыбку на губах Фомы.
Когда все было окончено, Клим завершил съемку, при этом заставляя музыку стихнуть. Он в изнеможении упал на постель, с облегчением стягивая с себя маску. Фома последовал его примеру, шумно плюхаясь рядом и глубоко вздыхая при этом. Они оба молчали, глядя в потолок и не решаясь заговорить. Каждый из них выполнил свою часть договора, и больше их вместе ничего не удерживало.
- Хочешь остаться? - Клим первым подал голос, заранее зная ответ.
- Нет, я только помыться хочу, - Фома потрогал свой липкий живот.
- Хорошо, - Клим нашарил его руку и крепко сжал ее, - спасибо. Я бы просто так денег дал, да только понимал, что ты не возьмешь.
- Просто так не бывает, - усмехнулся Фома, поднимаясь с кровати и озираясь в поисках халата. Он еще хотел продолжить про откуп за прошлый раз, но не стал портить необычную атмосферу вечера. Он просто оделся и вышел, чтобы смыть с себя доказательства своего позора. Вещи, взамен приютских, он получил новые, модные, к тому же, сидевшие на нем как влитые.
Уже у самого выхода Клим хотел вызвать такси, но Фома остановил его, сказав, что вызовет сам. Он соврал: ехать было не на что, но очень хотелось пройтись пешком - расстояние до приюта его не пугало, а о позднем возвращении уже было договорено.