КОММЕНТАРИЙ ДОКТОРА ГЮНТЕРА КОХА, манхэттенского психиатра, пятидесяти семи лет:
С тех пор как умерла моя жена, я прихожу по утрам на кухню, наливаю большой стакан апельсинового сока, выпиваю его маленькими глотками, в отличие от большинства американцев, проглатывающих сок залпом, и просматриваю "Нью-Йорк тайме", пока не закипит вода для кофе. Затем с чашечкой кофе я иду в гостиную, сажусь в мое любимое кресло и долистываю газету.
Читать ее от корки до корки - занятие утомительное, тем более что всю информацию можно получить из заголовков, в крайнем случае из первого абзаца. Меня привлекают в основном маленькие заметки о простых людях на последних страницах. О матери, которая оставила четверых детей, чтобы сходить в магазин на углу, а вернулась в горящую квартиру. О водителе такси, второй раз за месяц подвергнувшемся ограблению, который монтировкой сломал грабителю руку, а затем проломил череп. О докторе, которого я встречал на симпозиумах. Его обвиняли в том, что он сделал более двух тысяч абортов. Все эти городские сплетни помогали мне найти в себе силы одеться, побриться и с одиннадцати утра до семи вечера выслушивать моих пациентов.
В понедельник утром, прочитав об Эдварде Джафете, я вырезал заметку из газеты и, думая о нем, забыл побриться. Так и проходил весь день с щетиной на щеках. Судя по всему, мальчик не нуждался в моей помощи, но этот случай привлек мое внимание. Возможно, потому, что я всегда интересовался фокусами.
Впервые у меня возникло желание совершить неэтичный, с профессиональной точки зрения, поступок - расспросить пациента о случившемся. Впрочем, я не знал, соответствуют ли действительности приведенные в заметке факты. Разумеется, слава мальчика нарушала душевное равновесие его отца ничуть не меньше, чем события того вечера. Я хотел бы знать о его взаимоотношениях с матерью.
И я подумал, не следует ли мне более тщательно разобраться в том, что произошло. Возможно, мне удалось бы написать статью о психологии детей, выбравших фокусы в качестве хобби.
2.
Лишь узкие полоски лунного света, проникающие сквозь венецианские жалюзи, освещали темную комнату. Эд Джафет, во фраке, взятом напрокат специально для выступления в школе, закрыв глаза, лежал на кровати. Еще час - и он выйдет на сцену. Он приказал мышцам расслабиться. Каждой мышце в отдельности, как поступали перед представлениями многие великие фокусники.
Его тело отдыхало, но перед мысленным взором прокручивалась непрерывная череда фокусов. Сколько раз повторил он каждый из них перед большим зеркалом в родительской спальне, оттачивая жесты, отвлекающие внимание зрителей в критический момент фокуса!
Во время школьных каникул, когда ему шел тринадцатый год, Эд обнаружил в библиотеке целую полку книг, которых раньше почему-то не замечал. Он узнал, что слово "маг" пришло к нам из древнего Вавилона и означало "внушающий благоговейный страх". У персов маги являлись хранителями святилищ. Эти мудрые люди пользовались непререкаемым авторитетом.
Эд читал о борьбе знания и невежества, света и тьмы, добра и зла, о том, как всемогущие маги становились странствующими предсказателями судьбы и знахарями, шулерами и фокусниками и, вместо того чтобы помогать королям и принцам решать важные государственные проблемы, развлекали или обманывали народ.
Он уговорил библиотекаря разрешить ему взять книги домой, хотя многие из них предназначались лишь для читального зала, и набросился на них, как обжора на стол с яствами. Он не смог закончить реферат по истории, так как теперь Томас Джефферсон представлялся ему магом, а современные американские политиканы - водевильными артистами, в тысячный раз выступающими со своим номером. Эду были безразличны фокусники, которых он видел в школе и на эстраде. Они не могли никого удивить, руки этих халтурщиков висели как плети, а болтовня навевала скуку. Фокусник, думал Эд, должен верить, что в каждом фокусе заключается частица волшебства, так же как в это верили зрители. Фокус должен быть непредсказуем, как сама жизнь.
Отец Эда на цыпочках вошел в комнату и зажег настольную лампу, чтобы не потревожить сына.
- Я думал, ты спишь.
- Нет, - ответил Эд. - Просто отдыхаю.
- Знаешь, Эд, я хотел бы увидеть твое выступление.
- Ты уже видел все фокусы.
- На сцене все выглядит иначе. - Мистер Джафет внимательно рассматривал свои ногти. - Я хочу сказать, что если бы ты играл в футбол, то не стал бы возражать против моего присутствия на трибуне.
- Тут совсем другое дело.
- Почему?
- Игрок видит перед собой лишь толпу. Показывая фокусы, я вижу лица людей. Более того, я сосредоточиваюсь на одном или двух зрителях и говорю именно с ними. Если ты будешь в зале, я увижу тебя и начну нервничать.
- А присутствие Лайлы тебя не волнует?
- Она сядет в последних рядах.
- Я могу сесть там же.
- Послушай, папа, это представление для учащихся, а не для родителей.
Мистер Джафет потер переносицу, будто ему натерли очки.
- Ладно, я отвезу тебя к школе и заберу после выступления.
"Родители не должны так обижаться, - подумал Эд. - Иначе им будет сложно воспитывать детей".
Спасение пришло в образе матери, появившейся на пороге.
- Ты помнешь фрак! Эд тут же встал и повернулся к ней спиной.
- Кажется, все в порядке, - сказала миссис Джафет после тщательной инспекции. - Жаль, что я не смогу присутствовать на твоем выступлении. Ты поедешь, Тереке?
- За порядком будут следить несколько учителей, но я не вхожу в их число.
- Но ты отвезешь Эда, не так ли?
- Я вожу его шестнадцать лет, - ответил мистер Джафет, выходя из комнаты. - Сейчас уже поздно что-то менять.
- Он сегодня не в настроении, - сухо отметила миссис Джафет. Впрочем, это не важно. Ты готов?
Эд кивнул и взглянул на часы. До выступления оставалось не так уж много времени.
Отец помог Эду отнести в машину два тяжелых чемодана с необходимым реквизитом. Сам Эд нес коричневую сумку с большим кувшином - единственной вещью, которая могла легко разбиться. Брюки он заправил в сапоги, чтобы не замочить снегом.
Остывший двигатель завелся не сразу. Наконец они выехали на дорогу. Эд напомнил отцу, что надо свернуть на Холбрук-роуд и забрать Лаилу. Она ждала у окна и, как только машина остановилась, выбежала из дома. Эд вышел из кабины, и Лайла села рядом с его отцом.