Лекюийе выходит из кабинета и отправляется к Луи Да Сильве. В руке он вертит монету: прячет ее между пальцев, заставляет исчезнуть и появиться в другой руке, делает это машинально, уставившись в пустоту. Пассажиры, сидящие рядом с ним в метро, улыбаются, наблюдая за ловкостью его движений, но он их не видит. Фокусники всегда нравятся людям, так как создают иллюзию того, что их магия сильнее разума. Но это к нему не относится. Демоны, осаждающие его, ведут себя все агрессивнее. Он проявляет к ним терпимость, хотя немного побаивается их.
Следственный отдел, январь
Обычная рутина. Мистраль пользуется таким положением дел, чтобы получше изучить работу команды. Он непосредственно контролирует деятельность трех групп, расследующих уголовные преступления. Одну из них возглавляет Венсан Кальдрон ввиду отсутствия комиссара — главы отдела. Обживая свой кабинет, он распаковал часть вещей: книги по юриспруденции, специальные журналы и тому подобное. Он оглядывает свое новое место работы и делает следующий вывод: чтобы все выглядело менее официально, нужно принести сюда какие-нибудь предметы более личного характера. У него в гараже есть пара коробок с сувенирами и амулетами, ассоциирующимися с предыдущими местами службы и с выдающимися операциями, — он с удовольствием снова вытащит их на свет. С Сирилом Дюмоном отношения корректные, но не более того. Последнему явно нелегко отчитываться перед Людовиком за дела, расследуемые его группой.
— Сирил, ты должен уяснить, что начальник тут — я. Понятно, тебе это не нравится, но таково положение дел. Пока ты в отряде, оно не изменится. Ты волен найти себе другое место работы, — заявил Людовик однажды, когда Дюмон переступил черту.
Тот не ответил и вышел из кабинета Людовика обиженный.
Арно Лекюийе, январь
Однажды, вернувшись домой, Лекюийе обнаружил в почтовом ящике конверт с грифом Парижского Верховного суда. В нем лежало официальное уведомление, предписывающее получателю явиться на будущей неделе к судье по исполнению наказаний. Лекюийе, сидя за столом, какое-то время сосредоточенно разглядывал поступившее послание. Он знает, что представляют собой судьи по исполнению наказаний. На протяжении двенадцати лет своего заключения он встречался с двумя такими деятелями, и ему удалось их одурачить, как и всех прочих, им подобных. Последний раз один такой объявил ему подчеркнуто торжественно:
— Своим примерным поведением вы заслужили условно-досрочное освобождение.
Хотя судья и не рассчитывал на то, что на него обрушится лавина благодарности, ему казалось, что он все-таки мог бы удостоиться пары слов признательности. Но Лекюийе остался верен себе: он не издал ни звука и ничем не проявил своих чувств. Был незыблем как стена. А внутри все в нем сотрясалось от гомерического хохота. «Три убийства не исключают примерного поведения. Превосходно!».
Поразмыслив, Лекюийе решает, что сейчас у него нет причин вести себя иначе. Он продолжит разыгрывать с новым судьей все тот же спектакль, будет рассказывать ему небылицы, и тот проглотит их как миленький. Все дело в тренировке. А в этой игре ему нет равных.
Что касается работы, то тут Лекюийе всех устраивает своей расторопностью, добросовестностью и честностью; вот уже несколько дней он в одиночку ездит по вызовам на белом мини-вэне «пежо-эксперт». Домой он возвращается поздним вечером, объем работ ему определял непосредственно Луи Да Сильва-отец, встречавшийся с ним по понедельникам, средам и пятницам. При этом Лекюийе забирает у него список клиентов и передает ему деньги, полученные за ремонт. У Жоржа есть кое-какие соображения на его счет, и он не скрывает их от отца:
— Ему можно полностью доверять в том, что касается работы, но в остальном этот тип меня напрягает. Однако я не могу объяснить, чем именно.
Отец, покачивая головой, отвечает:
— Я с тобой согласен. Но двенадцать лет в камере — такое кого хочешь перекосит. Думаю, он там много выстрадал — ну, во всяком случае, так мне кажется, хотя мне и не все о нем рассказали.
С психиатром у Лекюийе тоже все получается довольно складно. Ему удалось создать образ маленького человека, попавшего в жернова непреодолимых обстоятельств. На прием он приходит без солнцезащитных очков, часто опускает глаза, сутулит плечи, отвечает всегда тихо и односложно. Психиатр занимается им минут пятнадцать, причем довольно формально. Потом он выводит свое заключение: «Не склонен к откровенности, аналитический подход не дает результатов», — и ставит очередной штамп в карточке Арно. Все довольны, все получают свое: психиатру не нужно никому сообщать, что тип, выпущенный условно-досрочно, к нему не является, а Арно Лекюийе исполняет свои обязательства перед судом и таким образом ограждает себя от обвинений в нарушении предписанного ему режима. Он попросил у психиатра снотворное. Тот ответил: