Эд читал о борьбе знания и невежества, света и тьмы, добра и зла, о том, как всемогущие маги становились странствующими предсказателями судьбы и знахарями, шулерами и фокусниками и, вместо того чтобы помогать королям и принцам решать важные государственные проблемы, развлекали или обманывали народ.
Он уговорил библиотекаря разрешить ему взять книги домой, хотя многие из них предназначались лишь для читального зала, и набросился на них, как обжора на стол с яствами. Он не смог закончить реферат по истории, так как теперь Томас Джефферсон представлялся ему магом, а современные американские политиканы — водевильными артистами, в тысячный раз выступающими со своим номером. Эду были безразличны фокусники, которых он видел в школе и на эстраде. Они не могли никого удивить, руки этих халтурщиков висели как плети, а болтовня навевала скуку. Фокусник, думал Эд, должен верить, что в каждом фокусе заключается частица волшебства, так же как в это верили зрители. Фокус должен быть непредсказуем, как сама жизнь.
Отец Эда на цыпочках вошел в комнату и зажег настольную лампу, чтобы не потревожить сына.
— Я думал, ты спишь.
— Нет, — ответил Эд. — Просто отдыхаю.
— Знаешь, Эд, я хотел бы увидеть твое выступление.
— Ты уже видел все фокусы.
— На сцене все выглядит иначе. — Мистер Джафет внимательно рассматривал свои ногти. — Я хочу сказать, что если бы ты играл в футбол, то не стал бы возражать против моего присутствия на трибуне.
— Тут совсем другое дело.
— Почему?
— Игрок видит перед собой лишь толпу. Показывая фокусы, я вижу лица людей. Более того, я сосредоточиваюсь на одном или двух зрителях и говорю именно с ними. Если ты будешь в зале, я увижу тебя и начну нервничать.
— А присутствие Лайлы тебя не волнует?
— Она сядет в последних рядах.
— Я могу сесть там же.
— Послушай, папа, это представление для учащихся, а не для родителей.
Мистер Джафет потер переносицу, будто ему натерли очки.
— Ладно, я отвезу тебя к школе и заберу после выступления.
«Родители не должны так обижаться, — подумал Эд. — Иначе им будет сложно воспитывать детей».
Спасение пришло в образе матери, появившейся на пороге.
— Ты помнешь фрак!
Эд тут же встал и повернулся к ней спиной.
— Кажется, все в порядке, — сказала миссис Джафет после тщательной инспекции. — Жаль, что я не смогу присутствовать на твоем выступлении. Ты поедешь, Теренс?
— За порядком будут следить несколько учителей, но я не вхожу в их число.
— Но ты отвезешь Эда, не так ли?
— Я вожу его шестнадцать лет, — ответил мистер Джафет, выходя из комнаты. — Сейчас уже поздно что-то менять.
— Он сегодня не в настроении, — сухо отметила миссис Джафет. — Впрочем, это не важно. Ты готов?
Эд кивнул и взглянул на часы. До выступления оставалось не так уж много времени.
Отец помог Эду отнести в машину два тяжелых чемодана с необходимым реквизитом. Сам Эд нес коричневую сумку с большим кувшином — единственной вещью, которая могла легко разбиться. Брюки он заправил в сапоги, чтобы не замочить снегом.
Остывший двигатель завелся не сразу. Наконец они выехали на дорогу. Эд напомнил отцу, что надо свернуть на Холбрук-роуд и забрать Лайлу. Она ждала у окна и, как только машина остановилась, выбежала из дома. Эд вышел из кабины, и Лайла села рядом с его отцом.
— Здравствуйте, мистер Джафет. Как хорошо, что вы заехали за мной.
Мистер Джафет кивнул. Эд подумал, что тот мог хоть что-нибудь ответить. Он залез в машину, и «додж» медленно тронулся с места.
Последнюю четверть мили им пришлось ползти в потоке машин, направляющихся к ярко освещенному зданию школы. Эд поминутно поглядывал на часы. Вдали показалась фигура полисмена, пытающегося ускорить движение автомобилей, подвозящих гостей.
Наконец «додж» остановился у тротуара. Лайла побежала в школу. Мистер Джафет помог Эду вытащить чемоданы. Сзади раздались нетерпеливые гудки. Мистер Джафет вновь сел за руль, махнув на прощание Эду. Тот уже спешил к двери, сгибаясь под тяжестью чемоданов.
Кто-то придержал дверь, дав ему пройти, вероятно гадая о содержимом чемоданов. Ну, скоро зрители все увидят сами. Повернув из холла в коридор, Эд опустил чемоданы на пол, взглянул на ладони, будто ожидая увидеть трудовые мозоли, а не легкую красноту, и стряхнул с плеч и рукавов пушистые снежинки. Внезапно перед ним возникла Лайла и быстро поцеловала в губы.
— Удачи тебе, — прошептала она.
Эд подхватил чемоданы, посоветовал ей занять место получше, но подальше от середины и поспешил за кулисы.
Там его встретил мистер Фредерикс, один из немногих учителей, оставшихся на представление.
— Мистер Фредерикс, я бы хотел, чтобы мне никто не мешал, — попросил Эд. — Я хочу сказать, чтобы сюда не заходили зрители.
— Конечно, конечно, — понимающе кивнул мистер Фредерикс и показал Эду на два стола, необходимые для выступления.
— Перед тем как я выйду на сцену, вот этот, первый стол надо поставить слева. И он не должен шататься, так как на нем будет стоять кувшин молока. К сожалению, я не могу вынести его сам. Зрители не должны меня видеть.
Мистер Фредерикс сухо улыбнулся.
— Второй стол должен стоять в глубине сцены, чтобы, подходя к нему, я поворачивался к аудитории спиной. Это очень важно.
— Разумеется, — согласился мистер Фредерикс. — Я вынесу их сам.
— О, я не хотел бы затруднять вас…
— Пустяки. Это совсем нетрудно.
Эд едва успел разложить содержимое чемоданов на столах. На один он поставил литровый кувшин молока, положил сложенную газету, веревку, большие ножницы и бумажный пакет. На втором разместилось все необходимое для его главного фокуса.
Подошел мистер Фредерикс, чтобы сказать, что в зале потушен свет. Эд слышал скрип складных стульев, которые уберут после его выступления, чтобы освободить место для танцев.
— Все готово? — спросил учитель. — Я иду представлять Роберту. Ее номер займет три с половиной минуты.
Роберта Кардикс всегда выступала первой, создавая в зале нужный настрой.
— Да, — едва слышно ответил Эд. От волнения у него перехватило дыхание.
Роберта спела новую песню и сошла со сцены, сопровождаемая громом аплодисментов. Мистер Фредерикс вынес столы. Шум в зале стих.