Так вот, в этом папирусе очевидец-абориген, скрипя гусиным пером, а может, и павлиньим, начертал: «Странствующий фокусник по имени Джеди Джабраилович Каламбурский отрезал петуху Бентамскому голову». Положил петуха у западной стены зала приемов, а голову — у восточной стены зала бракосочетающихся. Колдунище Джеди проговорил волшебные заклинания «Ахалай-Махалай», и... петух поднялся и пошел, пошатываясь, вперевалочку, как моряк со шхуны «Колумб». Голова петуха тоже покатилась сама ему навстречу. И — о чудо! — голова, столкнувшись с телом, мгновенно приросла к шее, слиплась «сладкая парочка», как карамелька чупа-чупс. Встрепенулся петушок—золотой гребешок да как закукарекает на всю Ивановскую... Извините, на всю Египетскую и Ассиро-Вавилонию: «Ку-ка-ре-ку-у-у!!! Чудеса фараону Хеопсу несу-у-у!!!»
Хуфу-Фу, фараон, понятное дело, аж подпрыгнул на своем царском троне-табурете. Придя в себя, махнул веером — мол, продолжайте, ребята, меня на фуфу не проведешь, я готов выдержать любое чародейское представление. И Джеди Джабраилович продолжил с благоговейной торжественностью. Он достал из своего походного вещмешка-рюкзака два тончайших шелковых платка. Такие тонюсенькие-притонюсенькие платочки, что их можно было даже пропустить сквозь древнеегипетское игольное ушко. Но Джеди не пропустил их. Затем он достал из того же мешка-рюкзачка коробку цилиндрической формы, которая очень уж напоминала несгораемый сейф из Британского Королевского музея. Как она попала к нему, об этом умалчивают история Египта, сфинксы и даже мумии. Поставил ее у ног самого могущественного лица в стране, перед возглавляющим правительство, перед командиром всей армии египетской, перед верховным жрецом и женой — красавицей писаной, которая носила титул царицы-жрицы Солнца. Ну, ты уже догадался, о ком идет речь? Именно. Перед фараоном Хеопсом. И говорит ему:
— О первый и великий правитель Египта. Хотя, надо сказать по правде, не первым был тогда Хуфу-Фу: до него правил страной его прадедушка, дедушка и папаша его. Да ладно, это не столь важно. Короче говоря...
— О премного-многодосточтимый царь, о божественный фараон, самый могущественный из всех лиц в стране, под лицом которого скрывается истинное добрейшее и милейшее лицо. — Да, лицемер этот Джеди. И продолжает: — Открой личико и свяжи крепко-накрепко концы двух моих китайских шелковых платков.
И подает в подобострастном поклоне голубой и белый платочки. Пока Хуфу-Фу связывал между собой платки, наш волшебник-звездочет-звездонечет Джеди поднимает крышку с цилиндрической коробки своей и показывает всем собравшимся на тот момент гостям, что коробка пуста. Затем просит божественного фараона бросить связанные платки в коробку, что тот с успехом и проделывает.
Джеди закрывает крышкой коробку и ставит ее у ног не менее божественной и красоты невиданной царицы. Накрывает большим платком-покрывалом, ярко размалеванным, который купил по дороге в Египет в не менее тогда крупном городе Фивы на юге, или в Мемфисе, что на севере страны... Не помню точно уже за давностью лет. В общем, купил на базаре у какого-то восточного армянского купца, усатого и бородатого, картавого, горбатого, в большой-пребольшой каракулевой кепке. Нет! Вспомнил! Не купил он у усатого купца, а выменял на халву да в придачу еще фокус подарил. Ну, об этом потом.
Короче... Накрыл он коробку этим платком пушистым и говорит:
— О великий царь, о красивейшая из цариц! Позвольте мне произнести волшебные таинственные заклинания, которым научил меня великий из солнечных бог Амон.
Бог Амон, да будет тебе известно, о любящий историю дружок, означает «Таинственный». Его отождествляли с богом солнца по имени Ра, и он назывался Амон Ра. И его храм в Фивах был одним из самых великолепных в Египте. Сам съезди летом на каникулах да посмотри. Ну не все же время сидеть у дедушки с бабушкой в деревне, лузгать семечки и квас с молоком попивать да свеколкой и репой закусывать.
— Конечно, конечно, — залепетала восхитительная царица с наклеенными огромными ресницами из куриных перьев, понятное дело, мечтавшая уже тогда быть похороненной в самой огромной пирамиде с большой роскошью, усыпанной всякой всячиной, утварью драгоценной, вплоть до Фаберже!
— Валяй! — добавил Хеопс.
— Шурум-бурум! — прошептал Джеди и молниеносно сдернул армянское покрывало, снял крышку и достал один за другим оба платка — голубой и белый, а они как будто и не были крепко связаны.