Затем проделывает то же самое с маленьким кроликом и белоснежным голубем. Взяв в руки все свертки, идет к зрителям, отдает им и просит развернуть. Те оживленно и с интересом проделывают это, но в свертках... ничего нет! Ох! Вот вам и ох, ах и ух! Грецкие орехи испарились, голубь улетел в неизвестном направлении, а кролик ускакал... Куда? Куда? К окулисту ускакал. Есть такой древний греческий анекдот с длинной, как у Синей Бороды, бородой.
Приходит один грек к доктору-окулисту и спрашивает:
— Скажите, доктор, если я буду постоянно кушать морковку, капустку, морковку, капустку, я стану лучше видеть?
— О да, конечно, конечно, лучше. Где вы видели зайца в очках?!!
Как любили шутить древние греки: «Очкарик очкарику друг, товарищ, брат, сестра — и запасные очки!!!»
Короче говоря, все исчезло. Фить! Затем на сцену театра, после того как отыграл полковой оркестр под руководством самого Александра Филипповича Македонского, вышел человечек маленького роста. Карлик не карлик, лилипут не лилипут, но по всей видимости муж Дюймовочки. Вид у него был явно бродячего фокусника. И показал всем фокус, который вызвал у всех зрителей (да и у меня тоже) большое удивление, поскольку я тоже все это прекрасно видел за кулисами. Я в тот момент тоже готовился к выходу к грекам.
Так вот, этот фокусник, бродячий лилипутик-лилигномик, расстилает на сцене мягкий пушистый коврик (да, смею заметить: чем мягче коврик, тем целее копчик...) и кладет на него монетку, чайную ложечку, блюдечко и фарфоровую чашечку. Показывает все эти предметы грекам и говорит тихим писклявым голоском:
— Вот, полюбуйтесь! Монетка! Ложечка! Блюдечко и чашка!
Затем просит одного, явно испанца, в широкополой шляпе:
— Не соблаговолите ли одолжить мне свою великолепную заморскую шляпенцию и пиджак, она же куртка. Тот снимает куртку, шляпу и отдает с улыбкой. После чего лилигном, то есть фокусник, показывает всем, что в руках у него ничего нет. Далее берет куртку и кладет ее, развернув и расстелив на коврике. Накрыв все предметы, опять повторяет таинственно:
— Вот монетка! Вот ложечка! Блюдечко, чашка!!!
Берет шляпу испанца правой рукой. Она пуста — все видят, — кладет ее поверх куртки и опять повторяет:
— Монетка! — И тут же поднимает ее. Зрители видят монетку. Опять кладет на куртку шляпу. А в это время его левая рука что-то проделывает под курткой (что — понять нельзя), вновь поднимает шляпу, и греки видят: теперь по соседству с монеткой на куртке лежит еще и ложечка. Лилипутик вновь, как кукушка, повторяет несколько раз:
— Ложка, ложка!!!
Опять опускает шляпу на куртку и, показав, что руки его совершенно пусты, вновь засовывает левую руку под куртку, а правой тут же поднимает шляпу.
Греки (и я в том числе) замечаем, что на куртке невесть откуда и как появилось блюдечко. Передав шляпку в левую ручонку, правой он шебуршит под пиджаком-курткой. Опять показывает свои маленькие, но очень ловкие, шаловливые ручонки. Они пусты. И тут же приподнимает шляпу, а на курточке уже появилась — да, да! — чашечка. И так, саркастически улыбаясь всем, заявляет:
—Чашечка! Монетка! Ложечка! И блюдечко! Хоп-ля-ля! И ваши не пляшут!!!
Возвращает испанцу его куртку и шляпу, заявляя:
— Сеньор, взгляните хорошенько на свою куртку и шляпку. Может, в них есть щели, прорези, отверстия? Кто знает, может быть, какой-нибудь бравый Дон Жуан проделал эти дырочки на дуэли, а вы впопыхах забыли их залатать???
— Нет! Нет и быть не может ни щелей, ни дырок, — отвечает явно озадаченный сеньор Дон Педро Кон Фредерико Гутеерес Морис Анхель Рамирес. Его так звали на самом деле.
— Так как же? Как же пролезли все эти предметы сквозь вещи? — шептали древние греки, верещали гречанки и визжали от восторга гречата-детишки.
И об этом чуде я расскажу. Только сделай паузу, полюбуйся на чудо, которое показал всем я. Твой покорный скромный слуга Чудик Испугович Саечкин-Акопян.
Только удалился Лилипутик Лилигномович Бродячкин, как тут же на сцену вышел я! Как всегда, отутюженный, наглаженный, всюду накрахмаленный, отбеленный, нафиксатуренный, благоухающий, сверкающий, фосфоресцирующе-люминесцентный, неоновый, переливающийся, бесконечно скромный, как Геракл, импозантный, как блистательный Ахилл, талантливый, как гомеровский Одиссей, только что вернувшийся из Одессы. Веселый, как балагуристый Софокл. Ну просто сплав юмора, сатиры и философии. Ну ни дать ни взять — Аристотель, Платон, Сократ и Аристофан в одном лице и фраке.