Бодрее ходить надо, вот что! Курбан-Байрам отшумел, лихие джигиты разлетелись по всем Свободным Землям, а у тех, что остались, в кошелях звякали последние медяки. И не надо было злобно брызгать слюной в ответ на честно предложенную цену! А уж тем более отталкивать солидных покупателей своими жирными граблями. Все согласились, что такое оскорбление нельзя было снести — и хозяин базара Бохша косой, и начальник мухим-шахринской стражи Нияз, особенно после того, как Джума предложил каждому в подарок по хорошей, сочной девице. А трупы… мало ли их вокруг портала закопано? Законы уважать надо, э! А не зубы скалить в лицо уважаемым людям!
Неприятная была история, что ни говори. Да, главное, случилось всё прямо посреди базара! Шайтан его дёрнул прицениться. Да и про бурятский заказ вспомнил. А эти, кули жирные! — Джума презрительно сплюнул. — Никаких понятий! Хамить в лицо человеку!
Воспоминания заставили поёжиться. Как сразу притих базар, наблюдая теперь уже за его, Джумы, реакцией на слова, грязные, только шавку подзаборную из приличного места гнать. Мухим-Шахри всё видит. И не прощает, если ты оказался тряпкой и позволил вытирать об себя ноги. Поэтому ответ господина Машимбекова был быстрым. Мгновенным, можно сказать.
И базар сразу привычно загудел, расслабился, принимая привычный ход вещей.
И то, что имущество пришлых хамов отошло ему, в качестве компенсации за оскорбление — все признали справедливым.
Девки (именно что девки, нулёвые, к вящей радости Джумагулы — и где только эти северные лохи таких набрали?) при ближайшем рассмотрении оказались вяловатыми. К этой проблеме предприниматель Машимбеков подошёл со свойственным ему рационализмом: одну повозку-клетку из трёх освободил под скарб, который, кстати, нужно было свезти к заветной пещерке, белобрысых связал в три цепочки, две загрузил в повозки, а третьей велел топать позади, да пободрее! Два часа — первые меняются со вторыми. Потом ещё два — и вторые — с третьими. Повторять, пока лошади идут. Вот так! Физкультура — залог здоровья!
Его джигиты весь первый день гнали караван на юг, косились на девок и поправляли штаны. Джума подумал… и сказал, что девки, конечно, нужны целые, но рты-то у них не сургучом залиты. Осторожно там пользуйтесь, чтоб без синяков, за каждый синяк из жалования вычту по цене торга!
Пускай себе. Девственниц с хорошими навыками минета, может, и подороже получится продать…
Караван вывернул из-за сопки, и Джума не поверил своим глазам: на полянке, под тёплым сентябрьским солнышком собирали какие-то грибочки (или цветочки, хрен их поймёшь) три девицы в купальниках*. Так трогательно, хоть слезу умиления пускай!
*А как вы хотели, одежду-то жалко,
мало ли, вдруг превращаться …
Конь, почувствовав резкое движение, остановился как вкопанный. Джума ущипнул себя за ухо. Видение не исчезло.
— Салам, барышни!
Рут посмотрела на него подозрительно:
— Здорово, коли не шутишь.
В этом месте Джума страшно обрадовался. До чего его достали бестолковые беляшки, лопочущие невнятицу на неизвестном языке! Он подмигнул своему помощнику и кивнул на телегу с запаской — верёвку, мол, тащи, а сам решил уделить некоторое время светской беседе. Эту чернявую, пожалуй, можно и не продавать, себе оставить. Огонь-баба, сразу видно.
— Какими судьбами в этих краях, красавицы?
Вторая, более белоснежная, чем весь его караван, окатила его ледяным взглядом:
— А ты, дядя, с какой целью интересуешься?
И эта хороша, чертовка!
— А с такой, что на этих землях не принято девушке одной ходить. Да ещё в таком виде, ц-ц-ц! Где же ваши мужчины?
— А мы вот, допустим, — одни. И что? — насмешливо ответила третья, золотисто-рыжая, и Джума решил, что с таким гаремчиком можно и осесть, вернуться в давно построенную усадебку (а то стоит непонятно для кого), забить на мотания по степям, покуривать кальян и любоваться на гурий, тем более, что подкопленные сокровища вполне позволяли, а имя и уважение он себе давно заработал…
Вокруг девушек тем временем сомкнулось кольцо хорошо знающих свою работу подельников. Главарю захотелось поговорить, и поэтому они стояли, ждали сигнала.
Помощник подошёл, помахивая куском пёстрой верёвки:
— Всех на одну?
— Погоди-и-и. Девушки! Одни — это не пойдёт. Нельзя так, нехорошо. С нами пойдёте. Сами пойдёте — договоримся по-хорошему, сядете в тележку и спокойно поедете, со всем уважением. Нет — по-плохому, синяки останутся, царапины. Ну зачем такое, правда?
— Не-е-ет, такое нам, и правда, незачем! — согласно ответил глубокий грудной женский голос почему-то сзади.