Их номер был восьмой.
Червончик собрал эти мятые бумажки, поморщился, показал Бурому. Тот тоже поморщился, ответил что-то тихо, не разобрать.
На удивление, все чужие зэки тоже были в рабочей форме. Камень долбить, что ли, собираются?
Оказалось, они не только собирались, но и делали это с большой сноровкой. Через два часа Бурый объявил перерыв и ещё раз предупредил, что обед сегодня получат только те бригады, которые выполнят свою норму. Половинную, как было сказано. Типа полдня на расселение — поэтому скидка.
Ещё через два часа бригадиры ушли (сказали, что они своё сделали), остались только орки. Орки никого не подгоняли, ни с кем не разговаривали и вообще практически не смотрели на копошащихся среди камней рабочих. Многие сразу начали двигаться с ленцой, часто останавливаться «на перекур». Кавуз смотрел и удивлялся: даже осла не надо много раз бить, скотина понимает, когда хозяин недоволен, и делает всё так, чтоб не получать тычков. И когда Шухрат, вместе с другими молодыми парнями попавший в его бригаду, по примеру старших начал высматривать себе место, где бы устроиться «отдохнуть», он недолго думая толкнул его между лопаток:
— Чё встал? Не тормози, шагай быстрее.
— Вон сколько народу сидит! — возмутился второй молодой. — Мы хуже других, что ли?
— Хуже, лучше… Сидеть будешь, когда норму сделаем. Башкой думай. Они, может, специально ушли? Проверить, э? Вернутся щас, а ты сидишь, красавчик. А тебе за саботаж двадцать горячих выпишут. И всей бригаде заодно — про коллективную ответственность что сказали?
Вокруг них столпилась их бригада. Кавуз оглядел хмурые лица:
— Всем говорю. Кто хочет битым ходить — лучше сразу меняйтесь на другие комнаты. Этот Бурый чётко сказал: Денисов разрешил ему хоть на куски нас резать, лишь бы был результат. Кто будет мешать, обещал со своим ножом познакомить, сделать девкой. Думаете, шутил? На себе проверить хотите? — мужики перетаптывались, переглядывались между собой. — Ещё другое вам скажу. Пятьдесят лет удачи было. А вот кончилась она — всё. Надо выжить. Пословицу забыли? Если попал в город одноглазых — зажмурь один глаз. Дома мы жили по обычаю. Здесь мы подневольные, должны следовать клятве, иначе Вэр придёт за нами, — лица у мужиков вытянулись; эта мысль, видимо, никому не приходила в голову.
Шестерёнки в голове Шухрата провернулись быстро:
— Значит, если я буду делать женскую работу под клятвой, то не опозорю себя? Так выходит?
— Именно! Ты под словом и богиня всё возьмёт на себя!
Верен ли был подобный теологический выверт — неизвестно, но мужчины взбодрились, расправили плечи и веселее заблестели глазами. Кавуз поспешил закрепить мысль в головах:
— Поэтому говорю вам: слушайте правила. Все старайтесь выполнить норму. Медведь дал понять: кто будет работать без фокусов — того гнобить не будут.
— Трудно будет, — вздохнул Рухид.
— Зато шкура целая, — тяжело уронил Надим, и его слова́, как это часто бывало, положили конец разговору — словно затянули узел на полном мешке.
Глядя на них, другие бригады тоже собирались кучками, о чём-то толковали. Результаты были разные: кто начинал шевелиться быстрее, кто — наоборот, устраивал себе большие перекуры.
16. ПОКА ОСЕНЬ СПОРИТ С ЗИМОЙ
БУДЕТ ТЯЖЕЛО…
С непривычки спину ломило. Хорошо хоть рукавицы рабочие выдали, но кожа на пальцах всё равно саднила, словно из рук с силой рванули верёвку.
Через час они закончили свой «надел», но Кавуз не дал бригаде сразу развалиться, расслабиться — настоял, что сперва нужно всё прибрать, сложить на место инструменты, а то потом совсем в лом будет, и только потом, пока бригада пыталась примоститься на каменистой площадке, подошёл к одному из зелёных охранников.
— Добрый день, уважаемый, — орк смотрел с любопытством. — Мы свою часть закончили. Сидим, да?
— А чего тут сидеть? — орк пошевелил бровями. — Отправьте засланца за бригадиром, пусть примет. Да пойдёте на отдых.
— Сам схожу тогда? — на всякий случай уточнил Кавуз. Пацанов отправлять не хотел: накосячат ещё. А старших гонять… Лучше уж сам.
— Ну, сходи, — согласился орк.
Проверять пришёл квадратный немногословный мужик по кличке Гиря. Чем-то он напоминал Надима — может, тем что больше молчал? Гиря оценил сделанное, сказал: