Недоумение?
Никогда — и, если уж на то пошло, нигде — не переживал он такого.
Всё происходило не так, как должно было. Эти люди не умерли. Они не перестали существовать. Им перестало быть больно. Хуже того, им почти перестало быть страшно.
Невозможно!
Невозможно…
А ведь в первые часы не было ни одного намёка на то, что что-то пойдёт против обычного порядка.
Кто-то вмешался и отобрал его пищу! С этим следовало разобраться. Кто посмел⁈ Р-р-разобраться. Р-р-р-разор-р-рвать!
Ярость всё сильнее клокотала в нём.
Между тем питающих его ручейков, нитей боли, становилось всё меньше, покуда они не иссякли совсем.
Однако, прошло довольно много времени, прежде чем он смог поднять хотя бы одно из этих жалких тел. Бессилие плоти приводило его в полнейшее неистовство. И ещё — он наконец узнал ответ на тот вопрос, что возник когда-то, пока он ещё сидел внутри саркофага. Потом оно как-то забылось, было множество вкусных дел, и не до того…
Тьма не могла повелевать полностью бессознательным телом. И потому, пока они спали, он был просто привязан к этой груде мяса!
Наконец, один зашевелился.
Он заставил его выломать палку и бить остальных, пока они не поднялись, вялые и шатающиеся. Двумя последними, оставшимися на земле, он решил пожертвовать, чтобы накормить остальных. В конце концов, всегда можно найти новые тела. Главное, чтобы у него остался хотя бы один носитель. Хотя бы один.
Он бы убил всех, кроме одного, если бы был уверен, что последний будет бежать быстрее. Но здесь, в этом мире, это было невозможно. Демон не мог сожалеть. Лишь исходить злобой. Злоба требовала выплеска. Вымещения.
Он убьёт всех! Всех, кто помешал ему вкусно насытиться сегодня! И эти обрыдлые тела! Он найдёт других носителей. Лучше. Нужно другое место. Какой-нибудь город, где многолюднее. Потом. Чуть позже.
Демон гнал свой рой на юг. Пока они могут пригодиться.
ЛЮДИШКИ
День тот же
Тьма
В отдалении показался тот лес, в котором он оставил кучу обгорелых тел. Если бы он не был так поглощён своей яростью, то заметил бы, что в окружающем ландшафте что-то неуловимо изменилось. Может быть, заметил бы. Потому что наспех организованные магами-земельщиками окопы были покрыты живым луговым дёрном и полностью сливались с пейзажем.
Его встретили стрелы. Несколько идущих впереди монахов упали, но он среагировал быстро, и кольцо чернорясников окружила стена огня. Стрелы сбивались в ней, теряли силу, сгорали на подлёте…
Людишки, своей бронёй и оружием напоминающие тех воинствующих монахов, что пленили его полторы тысячи лет назад, бросились со всех сторон. И ещё зелёные твари, похожие на того странного мальчишку, только здоровенные, как великаны, на огромных шерстистых зверюгах. Они ломились сквозь огонь, и он усилил концентрацию пламени. Запасов энергии ярости должно было хватить надолго!
Да! Они горели! Правда, не так быстро, как прочие, раньше. И не сразу. Некоторые падали, превращаясь в обугленные тушки, но почему-то… почему-то от них не исходило питающих болью и страхом источников. Ни одной, даже малейшей капли! Сейчас ему было некогда с этим разбираться. Потому что в огне упали не все. На их доспехах засветились какие-то знаки. И на шкурах этих огромных зверей — тоже!
Вокруг роя сжималось кольцо горящих, но слишком медленно гибнущих врагов. Ещё огня!!! Больше!!!
Человечки падали, но на их место вставали следующие! И они успевали наносить повреждения его носителям! Калечить. И… Они не убивали. Они… Они оглушали? Зачем⁈ Вокруг роя стоял вал огня, и всё-таки сквозь него продолжали пробиваться отдельные фигурки. И не убивали, ведя свою странную битву.
Демон почувствовал неладное и усилил мощь огня по крайнего предела. Пламя уже не просто ревело, оно выло, словно там, в аду.
Это сработало! Глупых людишек становилось всё меньше. Достаточно будет убить последних. А упавших монахов можно будет поднять, посмотреть, кто-то наверняка ещё способен идти…
Да сколько можно⁈ В этом адском пламени ещё стояло, двигалось два десятка последних фигурок. Он сконцентрировал пламя вокруг них, но эти живые факелы продолжали идти. Методично. Вырубая монахов одного за другим. Обнимая их собственным пламенем. Братья горели столь же прекрасно, как и все остальные. Так не останется никого!