В небольшом опрятном помещении, которое Виктор Евгенич содержит в идеальном порядке, мы, не сговариваясь, наконец отпускаем друг друга.
Ваня что-то ищет на столе, я оглядываюсь, хоть и бывала тут раньше.
Говорю:
— Мило, что он сюда принес цветы.
— Да, — говорит Громов, не отвлекаясь, — он и полку под них сам прикручивал. Видела бы ты квартиру Евгенича, у него там целая оранжерея.
— Был у него дома?
— Бывал пару раз. Как раз ходил цветы поливать и кота кормить.
Я смотрю, как Громов вытаскивает из ящика стола лист бумаги, и хмурюсь:
— Как-то это странно.
— Почему?
— Не знаю. Ему больше некого было попросить?
Подхожу ближе и смотрю, как он своим ровным крупным почерком выводит «Субботина и Громов живы и здоровы. Вас не дождались.», забираю у него ручку и рисую в конце улыбающуюся рожицу.
Ваня одобрительно кивает, облокачивается о стол двумя руками и поворачивается ко мне:
— Он обычно просит девочку соседку, но она и сама часто уезжает. А другим он своего Альберта не доверяет.
— Альберта? — спрашиваю, стараясь скрыть дрожь, которая охватывает меня от близости его тела.
— Это кот. Харя вот такая, — он показывает масштаб, поднимая ладони к лицу и растопыривая пальцы, — характер отвратительный, но наш физрук в нем души не чает.
— А ты, выходит, человек, которому можно доверить самое дорогое?
Ваня улыбается, кивает в сторону двери, и мы выходим в коридор. Там пусто и тихо, только слышны слабые отголоски чужих уроков. Поэтому Ваня тоже понижает голос:
— Люблю животных. Сам очень хотел кота, но у папы аллергия, так что там не вариант. Я в детстве так рыдал из-за этого, но потом успокоился. Позже заведу, когда съеду от родителей. А пока вот, Альберта кормлю, хоть он и сволочь порядочная.
Я тихо смеюсь и бросаю на Громова внимательный взгляд. Этого я о нем не знала. То есть, вроде как слышала, что он хочет кота, он нам с Бо рассказывал. Но мы тогда были детьми, сейчас это звучит как-то иначе.
Дальше мы молча забираем свои куртки и с каменными лицами дефилируем мимо охранника. Но этого босса пройти не так уж просто.
— Куда? — он отрывается от сериала в телефоне и сощуривается. — Курить? Прогуливать? Без записки не выпущу.
— Дядь Сереж, — начинает Ваня миролюбиво, — пропусти, нас на физре припекло, домой идем отдыхать.
Я округляю глаза и активно несколько раз киваю, но охранник не сдается:
— Тогда сопровождающий нужен.
— Дядь Сереж, да взрослые мы уже, отпусти, а? Родители и так по пропуску увидят, когда мы вышли.
— Ага. Я отпущу, а вас украдут, или под машину попадете, а дядя Сережа потом виноват! Нет уж!
Охранник демонстративно поднимает к лицу телефон и погружается в сериал, но я вижу, что чехол на его смартфоне с фотографией. Там женщина в цветастом платье позирует у куста сирени, мягко улыбаясь.
Тогда я подаюсь вперед и доверительно говорю ему:
— Вы правы, мы прогулять хотели. Ваня тренируется много, а у меня репетиторы, мы просто на свидание хотели сходить. Другого времени на этой неделе уже не будет, а там сеанс в кино классный. Отпустите, пожалуйста.
Дядя Сережа опускает телефон и смотрит на нас уже иначе. Ваня быстро подхватывает. Подходит сзади, обнимает меня за плечи и кладет подбородок мне на макушку. Я понимаю, что он просто подыгрывает, но руки тут же покрываются мурашками. Охранник скользит взглядом по моим предплечьям, перевод взгляд куда-то выше, на Ваню, а потом вдруг улыбается:
— Ну что с вами делать? Любовь есть любовь. Я такое сразу вижу. Идите, только аккуратно!
— Спасибо! Мы вас не сдадим!
— Под машину не попадите! — кричит он, когда мы уже сбегаем по ступеням крыльца.
Я смеюсь, стараясь скрыть неловкость от нашего вранья:
— Что у него за пунктик насчет машин?
— Да кто его знает, вдруг самого когда-то сбили.
— Громов! — кричу осуждающе, передергивая плечами. — Какой кошмар!
— Да чего, может и правда так. Ты его как вообще уболтала? Я не очень понял, почему он передумал.
Мы, не сговариваясь, сворачиваем на узкую аллею с липами, и шагаем, пристраиваясь к темпу друг друга.
Я, вроде как безразлично, жму плечами:
— Догадалась, что он за любовь. У него на чехле телефона женщина, я подумала, что это его любимая.
— Может, сестра? — спрашивает Ваня каким-то странным тоном.
Я смеюсь:
— Ой, это вряд ли! Даже Бо такого бы не сделал!
— А у тебя на заставке ваше общее фото.
Я втягиваю нижнюю губу между зубами и прикусываю ее. Может, я придумываю, но звучало это как-то обвинительно. Я бы пошутила о том, что Ваня ревнует, если бы это не было так неправдоподобно и к тому же неловко. Пока задумываюсь над этим, замечаю, что Громов опускает свой взгляд и смотрит за тем, как я обкусываю губы. Наверное, это выглядит глупо? Я тут же прекращаю, а он снова награждает меня странным взглядом.
— Ты говорил, у твоего папы аллергия на кошек? — выпаливаю поспешно.
— Да. И, вроде бы, вообще на любую шерсть. На собак тоже.
— Вообще, это странно.
— Почему?
С облегчением я потихоньку выдыхаю, потому что Ваня снова похож на себя и просто разговаривает со мной, как обычно. На этой территории я чувствую себя более безопасно.
Говорю:
— Мы с Бо как-то тайком притащили на дачу котенка, и он жил у нас две недели. Это было как раз на наш день рождения. Я помню, потому что ты с родителями приехал к нам, чтобы отметить, и кот выскочил в зал в разгар застолья.
— Чего?
— Ну, мы, наверное, неплотно закрыли дверь, и он сбежал. Я поняла это, уже когда он терся об мои ноги под столом. Ты бы знал, какую тайную многоходовочку нам пришлось применить, чтобы вернуть его на место, — заключаю со смехом, но Ване совсем не весело.
Я замолкаю, и какое-то время мы идем молча. А потом я не выдерживаю и аккуратно трогаю Ваню за рукав:
— Эй. Ты как?
— Он, получается, врал мне?
— Ну, не знаю. Может, у этого кота шерсть была какая-то… — я сбиваюсь и шумно перевожу дыхание.
— Геля.
— Ну, скорее всего, врал. Родители часто врут, Вань.
— Обычно, чтобы защитить, — горько усмехается он.
— Ну да.
— Но это не тот случай.
Я смотрю на обиженно поджатые губы, на брови, то и дело хмуро сходящиеся на переносице. И вижу нового Ваню. Уязвленного. Задетого.
— Ты бы знала, — он кривит губы и качает головой, — в каких красках отец описывал, как у него отекает горло, если рядом окажется хоть одна кошачья шерстинка.
— Или собачья, — подсказываю, потому что не знаю, что еще могу сказать.
— Да пофиг.
— Вань, я не хотела тебя так расстроить. Ну хочешь, мы пойдем прямо сейчас разоблачим твоего отца? Купим кота и сунем прямо ему под нос, хочешь?
Громов вдруг смеется, откинув голову назад, и останавливается, взяв меня за плечо:
— Хочу, Гелик. Но это было бы несправедливо по отношению к коту. Мы ведь в ответе за тех, кого приручили?
Да. А что насчет тех, кого мы приручили, сами того не ведая, Ваня Громов? Я смотрю ему в глаза, и картинка немного плывет. Почему он сейчас со мной? Не будет ли мне слишком больно, когда это закончится?
А Ваня смещает руку мне на спину и рывком прижимает к себе. Я обхватываю его за талию и чувствую, как он опускает нос мне в волосы и шумно вдыхает. Нравится запах моего шампуня? Или…или мой?
Так мы и стоим посреди липовой аллеи. Я — влюбленная дурочка. И он — парень, который зачем-то нюхает мои волосы.
Громов сжимает меня обеими руками, а я чувствую, как мои ноги стремительно теряют силу и устойчивость, подгибаясь в коленях. Пошатываюсь, но Ваня держит, еще сильнее прижимая к себе.
Я почти умираю от его тепла. Чувствую каждую мышцу напряженного пресса, слышу его сердце, чувствую запах его тела и лаймового шампуня так близко.
Я таю стремительно и так высоко душой лечу куда-то к небу, от чего только больнее и страшнее мне слышать знакомый высокий голос: