Пятеро признанных знатоков закона указали Фольке землю в лесу, и он так обрадовался ей, что не отверг даже бесполезного болотца с краю. В присутствии свидетелей уплатил викинг причитающееся бывшему владельцу, Ульву Ульвссону, а тот немедля переплавил полученное в маленькие серебряные столбики, которые закопал в тайном месте. Вот что сделал Фольке, прежде чем взять во дворах огонь и начать выжигать и выкорчевывать под пашню лес.
В те времена не было в стране свеев и гётов ни бродяг, ни нищих. Те, кто ничего не имел, жили при богатых дворах и оставались довольны. А на севере были еще охотничьи племена, что поклонялись воинственному богу Ти и блюли старый закон. Он позволял оставлять при себе отнятое силой и половину украденного, а вот попрошаек велел убивать на месте. Оседлые крестьяне давно уже смотрели на него как на дикость, однако горячих голов хватало везде. Им–то и не давала покоя слава о богатствах Фольке Фильбютера.
Поэтому к его двору стекался народ. Многие нанимались работниками, но большинство добровольно отдавалось в холопство. Вскоре Фольке обзавелся внушительным отрядом охраны, который ночами грелся у костров на огнище. А у подножья холма выросла просторная изба, сложенная из крепких дубовых бревен и утепленная еще зеленым мхом. Летом подсыхающие стены трещали, словно в них гнездилось множество сверчков с крепкими, как древесина, челюстями. В избе Фольке не было ни хозяйского кресла со столбами, ни кровати, устланной шкурами. Хозяину оказалось довольно длинной скамьи у очага да охапки сена на утоптанном земляном полу. Он мог бы купить и ковры, и резные чаши, однако для начала приобрел двенадцать белых кур да красного петуха. Вскоре появились козы и овцы. Для всей этой блеющей, мычащей и кудахтающей братии Фольке соорудил загон в одном из углов своей просторной избы. Дверь в сени он всегда оставлял приоткрытой для безопасности. Притолока ее располагалась так низко, что входящему даже при среднем росте приходилось сильно нагибаться. И если им оказывался враг, у хозяина оставалось время встретить его ударом сучковатой дубинки, которая на этот случай всегда лежала на скамье.
Постепенно Фольке обзавелся амбарами и прочими хозяйственными постройками. Потом на конюшне появились низенькие мохнатые лошаденки, а в хлеву замычали пегие коровы. Щеки Фольке округлились и раскраснелись, как у жены, что имеет привычку дольше положенного задерживаться возле своих молочных крынок. Голос приобрел особую зычность и глубину, а в руках по–прежнему чувствовалась сила, способная своротить шею медведю. Каждое утро, лишь только в домашнем загоне голосил петух, выспавшийся хозяин Фолькетюны поднимался со своей соломы. Он начинал день с осмотра волчьей ямы, а потом — поскольку та каждый раз оказывалась пустой — отправлялся к работникам на поля. Ни разу еще рука раба не коснулась большого плуга, в такой чести держал его Фольке. Он сам доил своих коров и ухаживал за лошадьми и быками и пах, как пастух.
С рабами он обращался мягко, потому что они были как волосы на его темени и кожа на его запястьях. Напротив, Фольке считал делом своей хозяйской чести хорошо одевать и сытно кормить их. Вероятно, они простили бы ему и побои, и голод, потому что по–своему любили хозяина. Они хотели видеть в нем человека значительного, а никак не ровню себе и только больше гордились бы им, если бы он справил своему коню роскошную сбрую с колокольчиками, обил бы стены дома дорогими тканями и застелил кружевной скатертью стол, за который им не суждено было сесть. Презрительные усмешки на лицах гостей раздражали дворню, вызывая недовольство и едва ли не ропот. Однако Фольке твердо стоял на своем и ничего не желал менять.
Иногда через лес проезжали купцы с халландской солью, которая сильно дорожала неспокойные времена. А случалось им иметь при себе большие сокровища, Фольке мог послать своих людей на грабеж. Так прирастало его богатство. Убитых сбрасывали в болотце, мимо которого и сам он проезжал не иначе, как в сопровождении верных людей и средь бела дня.
Тора, Фрею, Одина и Христа викинг хулил одинаково и ни во что не верил. Однако найденный в лесу каменный топорик бога молнии, из тех, что носят на поясах карлики, подобрал и повесил на дверь, дабы тот хранил его от пожара. И еще, тайком, чтоб не видели рабы, нанял одного христианина почитать заклинания над большим плугом. Фольке полагал, что в таком серьезном деле, как бережение дома, хозяин должен испробовать все возможные средства. Ни дождь, ни снег не могли помешать его кровавым жертвоприношениям в день Тора. Фольке даже построил себе некое подобие маленького храма. Его святилище стояло в дубовой рощице и хорошо просматривалось с дороги: совершенно круглое, из вбитых в землю столбов, крытое провалившейся берестой и с замшелыми идолами внутри. Стоило Фольке разглядеть недобрые предзнаменования во внутренностях жертвенных животных, как его тут же охватывал суеверный страх. И тогда его охрана всю ночь жгла факелы и не смыкала глаз. Но лишь только в отверстии дымохода мелькали первые лучи солнца, Фольке снова обретал уверенность в себе на следующие семь дней.