— Вот почему я с нетерпением жду твоих посещений. Любой другой твердил бы: «Ты не умираешь, не говори так». Но не ты.
Ее рука сжималась и разжималась, как сокращающееся сердце.
— Даже Мелисса так говорит. Она была здесь большую часть полудня. Похоже, все смущаются, когда я говорю о том, о чем не могу не думать каждую минуту.
— Они не хотят думать о жизни без тебя. К тому же разговоры о смерти пугают людей.
— Разве тебя они не пугают? — спросила она.
— Пугают, черт возьми, — ответил Питер. — Я никогда не умел подавлять свои страхи. Или что-то в этом роде.
Изабелла рассмеялась, и Питер воспринял этот смех как маленькую победу. Все, что он мог сделать для нее, это быть более терпимым.
— Я вижу, тебе недостаточно забрать мою Нобелевскую премию. Тебе нужна и моя жена, — сказал за его спиной Уго.
Питер не услышал, когда он вошел. Он разжал пальцы, чтобы отпустить руку Изабеллы, но она только крепче их стиснула и протянула другую руку к Уго. Взяв ее, он глубоко вздохнул и сел на кровать напротив Питера.
— Что бы ты делал с Нобелевской по физике? — спросил Питер, стараясь сохранить шутливый тон. — Ты можешь поговорить с людьми, которые дают ее за достижения в области медицины и физиологии.
— Ты думаешь, что я не внес существенный вклад в работу?
— Нет. Конечно, нет, — Питер облизнул губы, во рту стало сухо.
В течение двух недель они то и дело возвращались к этому разговору, напряжение в лаборатории усиливалось с каждым днем.
— Я не в комитете, Уго. Для меня было бы честью разделить эту премию с тобой, но с моим мнением никто не считается.
Уго выпятил нижнюю губу и задумался.
— Получается, ты думаешь, что я сделал существенный вклад в общие заслуги, а комитет ошибся?
Он такого не говорил. Уго пытался загнать его в угол.
— Парни, я вообще-то тут умираю. Может, не будем о работе? — сказала Изабелла.
— Извини. — Уго протянул руку и погладил Изабеллу по волосам.
Она закрыла глаза.
— И пожалуйста, не говорите о проклятой войне.
— Хорошо. — Уго наклонился и поцеловал ее в щеку. — Как ты себя чувствуешь?
— Как я сказала Питеру, я чувствую себя как дерьмо. — Она одарила Уго непонятным взглядом, затем повернулась, чтобы посмотреть на Питера, и начала что-то говорить, но вдруг остановилась.
— Что такое? — мягко спросил Питер.
— Мне интересно, как идет работа над дубликатором.
— Разве не ты только что отчитывала нас за разговоры о работе? — спросил Уго.
— Я отчитывала вас за споры, но старалась сделать это вежливо. — Ее челюсть сильно задрожала, а горло сжалось в резком спазме. Питер понял, что она прикладывает эти усилия, просто чтобы проглотить слюну. — Как идет работа?
— Хорошо, — пожал плечами Питер.
— Ты говорил, что с мышами получается просто прекрасно.
— Верно.
На кормушку для птиц, которую Уго повесил у ее окна, сел щегол. Изабелла наблюдала, как он клюет семена.
— Они сохраняют память после выхода?
— Дубликаторы считывают всю память оригинальных органов, скорее всего, они сохраняют память мышам. Было бы удивительно, если бы они этого не делали, учитывая то, что на клеточном уровне дубликатор и оригинал одинаковы.
— Объяснишь мне еще раз, как это работает? Я знаю, ты уже объяснял.
Питер бросил на нее подозрительный взгляд, не понимая, с чего у нее вдруг возник такой интерес к его работе. Может быть, она пыталась перевести разговор на другую тему, более нейтральную, чтобы между ним и Уго опять не разгорелся спор.
— Дубликатор является отголоском оригинала. Оригинал возвращается на миллисекунду назад во времени через миниатюрную кротовую дыру.
Изабелла судорожно кивнула.
Уго прокашлялся.
— Белла, у меня для тебя…
— Я хочу, чтобы вы меня клонировали, — перебила Белла.
— …сюрприз, — нахмурившись, закончил Уго. — Прости, что ты только что сказала?
— У моего клона не будет Петерсона-Янтца, верно? — спросила Изабелла.
Ее слова застали Питера врасплох. Он подумал, что Изабелла, должно быть, шутит, но в ее глазах не было озорного блеска и какой-либо иронии. Переведя взгляд с Уго на Питера, она выглядела совершенно серьезной.
— Не будет, верно?
— Да, — ответил Питер, — не будет. Прион — инородное тело.
Он сжал ее руку.
— Но, Белла, у тебя он все равно есть.
— Я это понимаю. Но за исключением надежды, что меня вылечат, самая утешительная вещь, которую я могу себе представить, — это то, что я, мое тело, все мои воспоминания останутся. В некотором смысле прежняя я все равно будет жить с Уго.