— Но если бы я поговорила с ней об этом… — проговорила она, — у меня, э-э… у меня все еще есть к ней вопросы.
— И это совершенно справедливо. Давай поговорим об этом, — сказал он, глядя на бутылку с водой на прилавке. Понимая, что он не мог открыть его с остатком вафли в руке, он просто засунул его в рот; он был ледяным, но его все равно нужно было есть. — О чём ты думаешь?
— Итак… она действительно думает, что каждый коп, который пытается быть хорошим, должен просто… сдаться и уйти в отставку?
— Хмм… — он все еще жевал, откручивая крышку бутылки.
— Ну… — она прижалась кулаком к щеке, тщательно подбирая слова. -… Честно говоря, мне не нравится идея, что гражданское лицо может столкнуться с полицейским — на остановке движения или что-то еще — и этот гражданин будет знать, что существует стопроцентная вероятность, что они имели дело с плохим полицейским, потому что все хорошие ушли.
Он закрутил крышку и закончил глоток.
— Хм, честная точка! Да, наверное, если бы я был штатским, мне бы не хотелось знать, что если бы у меня был выключен задний фонарь и офицер Джонсон остановил меня, то это была абсолютная уверенность в том, что у них была возможность выбраться из коррумпированной системы, а не… но в том-то и дело! — сказал он объяснительным пальцем. — Теперь я убедился, что хороший полицейский воспользуется возможностью выбраться из коррумпированной системы, когда поймет, что её невозможно спасти. И я могу представить, если бы она была здесь, она бы сказала что-нибудь о том, что награда за то, что кто-то с добрым сердцем присутствует в отделе, не стоит риска того, что этот коп станет измученным и самодовольным по отношению ко всем злоупотреблениям властью, которая происходит вокруг них. — он сделал еще глоток. — Поверь, было много других сообщений с призывом к отставке офицеров, которые были написаны гораздо менее вежливо, чем её. Но её письмо покорило меня именно потому, что она написала это так, будто она на самом деле пыталась дать мне совет о том, как быть хорошим, вместо того, чтобы просто господствовать надо мной тем, насколько хорошей она была.
Ее сердце забилось быстрее, когда она задала свой следующий вопрос:
— Итак… давай проясним: ты полностью согласен с тем, что она сказала?
— Более или менее… да, — сказал он с уверенной улыбкой.
— Ну… эээ, я… не согласна.
И на это он застенчиво пожал плечами, все еще сияя.
— У меня было забавное предчувствие, что ты не будешь согласна. И когда я шел домой, я просто думал про себя: «Господи Иисусе, как мне сказать ей?», А затем мои мысли начали двигаться в очень странных местах, и я начал думать о природе самого разногласия, и я подумал, эй, а что, если животным не нравится, когда другие думают иначе, чем они сами? И трагедия состоит в том, что это полностью оправданный страх, особенно в наши дни — черт возьми, возвращаясь к социальным сетям, нам не нужно слишком далеко пролистывать, чтобы найти кого-то, кто совершенно серьезно говорит: «Если вы не согласны со мной» по x, y и z, тогда я не хочу обсуждать это, я просто хочу, чтобы вы добровольно решили перестать дышать воздухом на этой планете, потому что это предназначено для тех, чьи жизни можно искупить”, но опять же, иногда некоторые спокойно относятся к несогласию, даже когда ты ожидаешь, что они не будут этого делать, и они будут рады поговорить об этом, и я сказал себе: «Эй, она любит меня, я буду доверять ей быть второй, которая верит в то, что у меня есть чертовски веская причина делать то, что я сделал», — а потом я сказал тебе, и ты сразу же напал на меня, в некотором роде подрывая моё доверие, но теперь мы ведем этот разговор о разногласии, который возвращается сам в себя, так что теперь я не знаю, где ты стоишь, но да, мораль истории в том, что я не буду считать тебя ужасной крольчихой, если ты не согласна с выбором, который, как мне казалось, я должен был сделать для себя, и я надеюсь, что ты относишься ко мне так же. Спасибо, что пришла на моё выступление на TED. — и он прекратил свою живую жестикуляцию, снова откинувшись на стойку и снова схватив свою бутылку с водой. — О, и это еще одна причина, по которой мне понадобилось так много времени, чтобы добраться домой: я так погрузился в мысли, что прошел около четырех кварталов в неправильном направлении. Надо было свернуть налево в Альбукерке.
И она хотела много чего сказать на это, но из всех, это было первое, что выскользнуло из ее уст:
— Ты… сегодня употребляешь много ругательств.
Он был на полпути к закручиванию колпачка снова, прежде чем сообразил, что ему следует просто не снимать колпачок, поскольку он явно делал это быстро.
— Что я могу сказать? Это был тяжелый день, и я не знаю, хватит ли у меня умственной энергии, чтобы поддерживать уровень «PG», как я обычно делаю с тобой.
— И я знаю, что у тебя был тяжелый день, но… ты действительно не так себя ведешь, — и это было частью того, что ей показалось в нем таким неуместным: он все еще вел себя (в основном) круто, как огурец, хотя, судя по всему, он должен был быть таким же внешне обезумевшим, как и она.
— …Не так ли? — теперь он возился с завинчиванием крышки от бутылки туда-сюда; возможно, он действительно был обеспокоен больше, чем показывал.
— Да… Честно говоря, после такого дня, как сегодня, я ожидала, что ты разнесешь всё на части. Или… я не знаю, по крайней мере, ведя себя так, будто тебя что-то беспокоит.
Он недоверчиво улыбнулся и, посмотрев на нее, медленно и неторопливо поставил бутылку с водой на стойку. Он усмехнулся про себя.
— Хех… Мне правда кажется, что меня ничто не беспокоит, да? Боже, я, должно быть, хорошо в этом разбираюсь! Скажи, скажи мне… я хоть сейчас кажусь нормальным? Или мое самообладание заставляет меня казаться… роботом?
— Эээ… не робот, но… честно говоря, как социопат, вроде.
Он снова усмехнулся про себя и отошел от стойки, чтобы позволить себе вступить в страстный монолог.
— Социопат? … Господи, должно быть, я слишком хорош в этом! Но-но-но, милая, пусть не будет путаницы: я разрушен внутри. Сегодня, давай посмотрим, сегодня мне пришлось: участвовать в деятельности, которую я считаю злом; признать тот факт, что мои попытки улучшить себя были ошибочными, и я много лет боролся не за ту команду; давай посмотрим, мне пришлось посмотреть кучу видео и увидеть много фотографий невинных граждан, ставших жертвами, и мне пришлось задаться вопросом, не виноват ли я в этом косвенно; Мне пришлось сообщить тебе новость о том, что я принципиально не согласен с моралью, о которой мы ранее договорились, и я до сих пор не могу понять, как ты к этому относишься; а теперь, за бонусные баллы, я обнаружил, что произвел впечатление социопата! Леди, позвольте мне напомнить вам, что я был продавцом двадцать лет. Барыгой! И ключом к моему успеху было хладнокровие. Играть круто, постоянно, вечно. И точно так же, как и со всей этой руганью: помни, я вырос в доме, где люди ругались, как матросы, которые кололи себе пальцы ног; Чтобы добиться успеха в бизнесе, мне пришлось признать, что по какой-то глупой причине большинство используют нецензурные слова, и хотя у нас есть результаты исследования, которые показывают, что те, которые используют больше ругаются, на самом деле умнее, наш мозг по-прежнему настроен на мысль, что те, которые любят много ругаться не очень умны или это, по крайней мере, не очень стильно, поэтому мне пришлось научиться контролировать себя, чтобы остальные воспринимали меня более высоко. Это действие, в котором я хорошо разбираюсь. В смысле, черт возьми, помнишь один из первых жизненных советов, который я тебе когда-либо давал? Никогда не позволяйте им увидеть, что они до тебя добрались. И это включает тебя, когда я не знаю, могу ли я доверять тебе то, что я чувствую, или нет! Социопат… пшо. Эй, есть еще кое-что: вдобавок к этому экзистенциальному кризису у меня глубоко внутри, что я не позволяю тебе видеть, я знаю, что есть немалая часть тех, которые сказали бы, что я не имею права чувствовать себя плохо из-за положения, в котором я нахожусь, потому что это был мой выбор, я сделал это с собой, я стал тем, кому раньше не доверял, потому что я встретил тебя и у меня сложилось впечатление, что копы на самом деле могут быть хорошими, но теперь у меня есть сомнения из моих вторых мыслей и, черт возьми, я думаю, что, возможно, был прав в первый раз, прежде чем встретил тебя. Потому что помнишь: хотя мои знакомые, возможно, не так сильно страдают от жестокости и коррупции со стороны полиции, как некоторые другие народы, мы получаем их намного больше, чем ваши. Помнишь, как я сказал, что потерял друзей из-за того, что стал копом? По крайней мере, некоторые из них считали меня предателем расы. И мне приходилось годами размышлять, были ли они правы, но теперь это почти несущественно, потому что здесь есть более серьезные моральные и философские вопросы, чем просто: продам ли я тех, которые похожи на меня, в частности, — но… знаю, это тоже. Я контролировал свой темперамент, потому что все в жизни заставляло меня поверить в то, что подобная небрежность заставит тебя относиться ко мне более серьезно. — и после долгого периода почти блуждания по открытому пространству кухни он подошел к столу и наклонился к ней очень близко, к ее большому неудобству. — И почему мне вообще насрать?! Потому что — хотя это может быть противоречивое мнение — ты должна заботиться о том, что думают остальные. По крайней мере, иногда. Когда ты пытаешься продать товар, важно то, что думает твоя аудитория. Когда ты пытаешься помочь своему сообществу стать более безопасным, важно то, что оно думает. И когда ты пытаешься убедиться, что тот, которого ты любишь, не отвергнет тебя из-за твоего выбора… «(ура, мальчик, теперь его глаза наполнились слезами)»… то, что тот, которого ты любишь… думает… имеет значение. Я… я перестал быть полицейским, потому что как лис, взявший на себя эту работу в первую очередь, чтобы защищать и служить обществу, они — мой начальник, и если они скажут мне в социальных сетях, что они будут чувствовать себя более защищенными и обслуживаемыми, если я уйду, тогда я буду слушать, потому что их мнение важно для меня. И когда я объясняю это тому, кого люблю, кто хотел быть хорошим полицейским с тех пор, как был маленькой девочкой, и которая, вероятно, не отнесется к этому легкомысленно, что я обманываю работу своей мечты…