Такое разделение Аквинатом сфер разума и веры прокладывает путь независимому научному исследованию с использованием методов Аристотеля.
В то же самое время Фома подчеркивает, что выводы, полученные в результате таких исследований, согласуются с основоположениями веры. Создается впечатление гармоничного партнерства между разумом и верой, но это иллюзия.
Церковь давно уже сделала науку не более чем пищей для себя. И она проглотила Аристотеля целиком (или, по крайней мере, те остатки его философии, которые сохранились после мрачно го Средневековья). Наука Аристотеля теперь стала частью веры. Мир состоял из земли, воды, воздуха и огня, земля была центром Вселенной, тяжелое тело падало на землю быстрее легкого. Аристотель написал, что это так, поэтому так и считали (несмотря на то, что любой, кто уронит одновременно карандаш и книгу, может убедиться в обратном).
Главные трудности для Фомы Аквинского начинались тогда, когда логика Аристотеля применялась к той науке, которую он породил. Здесь разум и вера действительно начинали противоречить друг другу. Но в то время такие трудности разумнее было прятать под сукно, где им суждено было оставаться еще три века, до открытий Коперника и Галилея. Коперник использовал математические расчеты, чтобы показать, что Земля вращается вокруг Солнца. Опытная наука Галилея может рассматриваться как применение разума в практической сфере. Аристотель, конечно же, согласился бы с тем, что эти ученые развивают науку, которую он создал. Он никогда не стремился к тому, чтобы его теория оставалась неизменной. По Аристотелю наука находится в процессе постоянного развития. Устойчивым является лишь метод.
Если бы церковь просто отделила метод Аристотеля (аргументация, логика, категории) от его результатов, конфликта с наукой не возникло бы.
Научные результаты Аристотеля могли бы рассматриваться как существующие в рамках его эпохи, вроде как одежда или языческие верования. Это лучше всего иллюстрируется конфликтом, который так и не возник. Аристотель едва ли говорил о коммерции, и поэтому изобретение банковского дела, которое имело место примерно в ту эпоху, не задевало постулаты веры (за исключением библейской заповеди против ростовщичества, на которую все закрывали глаза). Аристотель ничего не написал о двойной бухгалтерии, обменных курсах или займах. В результате «наука денег» развивалась беспрепятственно, к счастью для европейской цивилизации (и конечно, банкиров).
Но вернемся к «Сумме против язычников».
Прояснив природу разума, Аквинат решает теперь использовать его для главной задачи: доказательства бытия Бога. Сегодня эта тема считается в принципе не подлежащей сфере разумного дока зательства. Существование Бога для нас самоочевидно, это вопрос веры. Или же можно считать все это сказками. Какими бы развитыми ни были аргументы «за» или «против», они заранее несостоятельны.
Другими словами, сегодня мы считаем, что такие вопросы, как существование Бога или бессмертие души, относятся к области веры. С философской точки зрения важно то, что Фома Аквинский различает эти два понятия (разум и вера), а не то, что он использует их неправильно. Как мы уже видели, что-то похожее происходит и в современной философии, когда Витгенштейн утверждает:
«О чем невозможно говорить, о том следует молчать». Другими словами, любая высшая истина, если таковая и есть, находится настолько за рамками доказательства, что об этом бессмысленно даже рассуждать.
Полезно придерживаться подобного отношения к доказательствам бытия Бога, представленным Аквинатом. Важен здесь не результат, а сам ход мысли. Другими словами, форма такой аргументации.
Впрочем, это не надо понимать буквально.
Ведь аргументация, используемая расистами или приверженцами теории плоской земли, может по форме превосходить соображения сторонников космополитизма и гелиоцентризма, но это не значит, что выводы первых правильнее. Доказательства бытия Бога, возможно, кажутся старомодными, но их форма все еще имеет ценность для нас.
Действительно, как мы увидим, современные ученые используют подобную форму аргументации для объяснения существования Вселенной.
Любопытно, но Аквинат начал с того, что отверг доказательство, существовавшее еще за век до его рождения, а именно онтологическое доказательство бытия Бога.
Создателем онтологического доказательства был Ансельм Кентерберийский, итальянский монах, который стал архиепископом во время правления Уильяма Руфуса. Онтологическое доказательство было лучшим из его достижений.
Говоря просто, оно начинается с утверждения, с которым большинство людей согласны (даже если они не верят в Бога). Утверждается, что идея Бога - величайшая из всех возможных идей. Согласно Ансельму, если этой идеи не существует, то должна существовать более совершенная идея, в ко торую также включается свойство существования.
Поэтому величайшая идея должна существовать, иначе будет возможна еще более великая идея.
Следовательно, Бог существует.
Аквинат отказывается от этого доказательства на том основании, что мы, смертные, можем иметь лишь смутное представление об атрибутах Бога и никогда не сможем знать их точно. Поэтому мы не можем доказать, есть ли среди этих атрибутов существование или нет.
Несмотря на то, что оно было отвергнуто Фомой, онтологическое доказательство имело долгую историю. Четыре века спустя его использовал Декарт, а затем в различных формах - Спиноза и Лейбниц. В последующем веке Кант согласился с Фомой Аквинским и сказал, что разрушил онтологическое доказательство раз и навсегда - но что-то очень похожее снова всплыло в философии Гегеля. Доказательства бытия Бога могут казаться многословными, но они достались в наследство философии, уже освободившейся из оков теологии. И хотя онтологическое доказательство впоследствии вышло из моды в философии, не столь давно оно удивительным образом вернулось в науку: космологи начали использовать его для объяснения происхождения Вселенной. Аргументы следующие: до Большого взрыва ничего не существовало. «Все» было ничем, лишенным атрибута существования. Но это все, для того чтобы стать действительно Всем, должно было обрести существование. Это объяснение облечено в квазинаучную терминологию, но в основе своей близко к средневековой логике.
Это неожиданное воскрешение не уникально.
Не кто иной как Стивен Хокинг использует похожие аргументы в своей книге «Краткая история времени». Он обсуждает возможность создания общей теории, которая могла бы полностью объяснить существование мира. В одном месте Хокинг спрашивает: «Будет ли эта теория настолько совершенной, чтобы оправдать собственное существование?» Это, по-видимому, перекликается с онтологическим аргументом. Предполагается, что так и будет.