- Так ты, значит, совсем одинокий? - спросила Лешачиха, жалобно вздохнув.
- Совсем, - признался мужичок, и горько всхлипнул.
- И я совсем одна, - призналась Лешачиха. - Все Лешие из леса разбежались. Есть здесь один, да и тот всё на болото бегает, Кикиморку пучеглазую себе приглядел. А меня в упор не замечает. А чем я хуже?
Мужичок, конечно, Кикиморку в глаза не видывал, но без тени сомнения заявил, что Лешачиха ничем не хуже пучеглазой Кикиморки, а во многом даже и лучше.
- Ты так считаешь? - засмущалась Лешачиха.
- Конечно! - горячо заверил её мужичок.
- А знаешь, - смущаясь, предложила Лешачиха, - давай вместе жить. Пропадёшь ты один в лесу. Да ещё и зимой. А у меня нора большая и тёплая. Можешь не навсегда, а только на зиму. Летом уйдёшь...
А что мужичку было делать? Согласился он.
А за зиму так с Лешачихой сдружился, так полюбились они, что он никуда уже и уходить из леса не захотел.
И к следующей зиме родился у них от любви сынок.
Вот откуда есть пошёл красавец Балагула. Сын человека и Лешачихи.
Глава пятнадцатая
Сборы. Как у Балагулы горб вырос
Кондрат закончил историю, и вызывающе посмотрел на Оглоблю.
- Ну, теперь тебе всё понятно про Балагулу?
- Теперь всё понятно, - уважительно отозвался Оглобля. - С такой родословной можно в цари идти. Только как же он в Дом попал?
- Это особая история, - вздохнул, вступив в разговор, сам Балагула. Мы жили от этих мест в стороне, в Лесу возле болота. Хорошо жили, весело в Лесу было. А потом пришли Демоны, завоевали Лес, разогнали всех Лесных. Мои папочка и мамочка убегали, меня на руках уносили. За ними Демоны погнались. Попробовали убежать мои родители, а когда поняли, что догоняют их, посадили меня возле заброшенной избушки в кусты, а сами стали Демонов за собой в чащобу заманивать...
Он вздохнул, и замолчал.
- А потом что? - осторожно поинтересовался Оглобля.
- Родители мои так и не вернулись, а меня, совсем маленького, подобрал добрый Кондрат и взял в Дом. Потом вырастил из меня друга.
Вот так, щёлкнув ковшом, закончил свой рассказ красавец Балагула.
- Друга! - не удержался Кондрат. - Друзья так по лбу не лупят.
Фомич осмотрел своё воинство и сказал:
- Ну, кажется, всё. Все в сборе. Ну, что скажешь, Оглобля, не страшно с таким войском в бой идти?
- Да что ты! - пробасил тот, оглядывая с высоты своего роста Кондрата, Балагулу и Бороду. - С такими героями куда угодно можно смело идти.
- Тогда порядок, - вздохнул Фомич.
Он помолчал, помялся, потом подошёл ко мне, и, глядя прямо в глаза, спросил:
- Ну так что?
- Что - что? - Я сделал вид, что не понимаю.
- Ты идёшь с нами? - спросил напрямик Фомич.
- Ты подумай сам! Как я - живой! - своей волей в Царство Мёртвых пойду?! С меня хватит приключений ещё с прошлого года! Ладно бы ещё с Чертями, или Ведьмами воевать, а то прямиком в Царство Мёртвых!
Я замолчал и сердито засопел. Я, конечно, всё понимал и искренне сочувствовал Фомичу, но разрывался буквально пополам: сердцем я готов был пойти с ними, но разум долбил мне, что это глупо и бессмысленно.
Кто знает, как бы всё решилось, возможно, у меня хватило бы воли и ума отказаться, но вмешалась Кукушка:
- Он не хочет идти! Боится! Возьмите меня!
- Да что я?! Трусливей оловянной птички?! - рассердился я. - Иду я, иду...
- Ну вот! - возликовал Фомич. - Теперь порядок. Быстро собираемся и в дорогу! Времени у нас в обрез.
Мы пошли в Дом и стали собираться. Я искал, что могло бы стать перевязью для меча, не в руках же мне его было нести. На поясе он волочился по земле, застревал при ходьбе в ногах, мотался и стукал по коленям.
И тут я увидел умело замаскированный шкаф в стене. В нём, к моему удивлению, стояла почти новёхонькая, хорошо смазанная тульская двустволка, а рядом висел на гвоздике патронташ. На верхней полке в шкафу стояли коробки с патронами.
Я нашёл в чулане тиски и ножовку по металлу, обрезал стволы покороче, взял картечь и жакан, оставив патроны, заряженные дробью, не на птичек мы шли охотиться. Надел патронташ на пояс, коробки уложил в рюкзак, а ружьё повесил на правое плечо, стволами вниз.
Настроение у меня несколько улучшилось. Это было для меня намного привычнее всевозможного холодного оружия.
- А меч ты за спину повесь, так, чтобы рукоять над левым плечом была, тогда в случае надобности легко достать правой рукой, - посоветовал мне Оглобля.
- Зачем мне теперь меч? - удивился я, поглаживая ложе ружья.
- Не скажи! - живо возразил Оглобля. - В бою лишнего оружия не бывает. Не хватало - помню такое, бывало, а вот про лишнее - не помню.
Сам он тщательно приладил на спину два меча. Один под правую руку, другой - под левую. На поясе у него висел кинжал. Кривой татарский нож, отточенный как бритва, он засунул за голенище. Потом пересадил, предварительно наточив, старенький топор на свежевыструганное топорище, подлиннее.
Глядя на такие тщательные сборы и я, не став спорить с опытным в ратных делах Оглоблей, приладил меч за спину.
Фомич сидел в сторонке, погружённый в свои думы, и точил и без того острый клинок боевого меча.
Домовой осколком стекла полировал большую рогатину, чтобы не посадить занозу, рядом с ним лежала уже приготовленная увесистая дубина.
Балагула бродил по избе и сопел. Он брал в руки то один предмет, то другой, взвешивал на руке, качал головой и откладывал в сторону.
- Что ты маешься? - спросил Домовой. - Пойди, сделай себе дубину, как у меня. Или возьми меч, вон их полно после боя осталось.
Балагула только поморщился недовольно.
- Сам таскай такую тяжесть, - фыркнул он. - Палку, если надо будет, я и в лесу под ногами подберу. Чего её из дома тащить?
- Ты что - совсем без оружия пойдёшь? - спросил его приятель.
Балагула ничего Домовому не ответил и молча полез в погреб вниз головой.
- Что это он так полез? Свалится! - удивился я.
- Нет, не свалится, - как мне показалось, с некоторым сожалением ответил Кондрат. - Он всегда так лазит. Чистый обезьян...
В погребе был слышен стук и звон. Вскоре вылез оттуда Балагула. На поясе у него гирляндой висели... вилки!
- Ты зачем в мой сундук лазил?! - подскочил Домовой. - Там моё приданое за столько лет собранное лежит!
- Приданое у невесты бывает, - возразил Балагула.
- Это только у вас так бывает, у тех, кто родился от человека и Лешачихи, - ворчал Кондрат. - А у нас, у Домовых, приданое всегда за женихом.
- У тебя там, в сундуке, всё равно всё наворованное, - махнул на него Балагула.
- Не наворованное. А взятое у хозяев во временное пользование...
- Вот и я взял во временное пользование, - кивнул Балагула, и добавил. - У тебя. И вообще - это будет моё оружие.
- Какое же это оружие?! - потянулся к поясу с вилками Кондрат.
- Грозное!
- Что же ты этим оружием делать будешь? - улыбнулся Оглобля. - Врага по кусочкам кушать?
- Чёрные Воины выше меня? - ответил вопросом на вопрос Балагула.
- Выше, - согласился Кондрат. - Ниже тебя только табуретка, да и то не всякая.
- Кто бы говорил! Если тебя постричь, та ещё меньше меня будешь. Вот ты, допустим, Чёрный Воин...
- И что дальше? - недоверчиво переспросил Домовой.
- Встань на скамью. Вот так, - командовал Балагула приятелем. - Рост подходит. Бери теперь в руки свою дубинку и маши...
Кондрат взял в руки дубинку и махнул ею.
Прямо по голове Балагуле. Тот только охнул и сел на пол, привычно разбросав руки и ноги в сторону.
- Ты чего дерешься?! - закричал он.
- Ты сказал "маши", я и махнул... - оправдывался его дружок.
- Я сказал тебе в воздухе махать, а не по голове. Вот так и маши, а я будто подхожу к тебе сзади...
Кондрат увлеченно махал над головой дубиной, а Балагула, подкравшись сзади, ткнул его снизу вилкой в зад.
Не ожидавший такой каверзы Домовой взлетел под потолок, ударился об него головой, шлёпнулся вниз и сел прямо на стол, на воткнутую ему подлым образом вилку. Тут же он подскочил опять, взвыв от боли.