- Можно шкуру горячим воздухом надуть, - сказал, злобно оглядываясь на Балагулу, Кондрат.
- А где взять шкуру? - не заметив его взгляда, спросил Фомич.
- Если хорошо поискать, найдётся, - ответил Кондрат уверенно, показывая Фомичу глазами на своего приятеля.
- Не! - заорал тот, тоже заметив этот взгляд. - У меня шкура с дыркой! Во!
И он раззявил свой чудовищный ковш.
- Ладно, поплывем на верёвке, - сказал Оглобля.
- А как это - на верёвке? - заинтересовался я таким более чем оригинальным способом плавания.
- Ну, не верхом, конечно, на верёвке, - засмеялся Оглобля. - Делают это так: привязывают к пловцу верёвку, и держат за конец, потихоньку отпуская. Если Омут станет затягивать, все вместе вытаскивают на берег, самому с Омутом не справиться.
Достали длинную верёвку, прикинули на глаз, добавили на всякий случай, связав намертво заветными узлами, которым нас научил всё знающий, и всё умеющий, Борода.
Фомич скинул с плеч плащ, готовясь первым шагнуть в воду.
- Постой, - остановил его Оглобля. - Ты не спеши. Успеешь ещё пример показывать, давай я попробую.
Не дожидаясь согласия, быстро разделся, обнажив мощный торс, покрытый глубокими шрамами. Связал одежду узлом, закрепил на голове ремнем, обвязался вокруг пояса верёвкой, привязал меч на спину, и вступил в воду.
Чёрная вода нехотя расступилась перед ним, словно не хотела пускать. Но он вошёл, мощно оттолкнулся и поплыл, крикнув нам:
- Вы там с берега подсказывайте, направляйте, куда плыть, чтобы я в Омут не заплыл.
И замахал сажёнками через чёрное зеркало воды.
Доплыл он относительно спокойно и без приключений. Ни Омут, ни Водяной его не потревожили. Вышел на берег, крикнул:
- Привязывайся ты, Фомич, я тебя отсюда подстрахую!
Фомич быстро обернул вокруг себя другой конец веревки, и поплыл. С ним всё так же обошлось благополучно.
Следом собрался идти в воду и я, но тут мы спохватились, что верёвка теперь целиком осталась на том берегу. Мы бранили себя за торопливость и беспечное недомыслие, но что было делать?
Воодушевлённый примером Фомича и Оглобли, я вошёл в воду. Крики и поддержка обоих берегов помогли мне, и я с трудом, но всё-таки доплыл.
Не успел я выйти на берег, как меня отругал Фомич:
- Зачем ты, балбес, на этот берег поплыл? Всё равно кому-то из нас назад плыть придётся, верёвка-то так и осталась здесь.
Я принялся было оправдываться, но с другого берега раздался вопль:
- Тонет! Тонет!
Мы обернулись и увидели, что Омут тянет все ближе и ближе к воронке Кондрата, который залез в воду, когда этого никто не видел.
Мы попытались добросить до него веревку, но было слишком далеко, и нам это не удалось. Не успевший одеться Оглобля полез в воду, но его остановил Борода:
- Не успеешь! Да и не вытащишь ты его!
И действительно, голова Кондрата была уже в самом центре воронки. Он ещё пытался вырваться, но всё было напрасно.
- Ой! - закричал он. - Водяной за ноги схватил!
И отчаянно замолотил по воде руками.
- Ну, всё, - с горечью и отчаянием произнес Оглобля. - Раз Водяной ухватил, он своё ни за что не упустит...
И тут в воду бросился Балагула. Плыл он совсем скверно, по-собачьи, но тем не менее, удивительно быстро.
Мы, не сговариваясь, все бросились в воду. А Балагула, не доплыв до Домового, неожиданно нырнул под воду.
- Водяной утащил! - ахнул Борода.
Но дальше произошло нечто совсем невероятное: воронка закрутилась в обратную сторону, потом просто встала столбом, выбросила вверх огромный фонтан воды, и выбросила нас обратно на берег.
Из того места, где только что была воронка, выскочил огромный голый мужик с большой белой бородой, весь опутанный зелёными водорослями, и завопил:
- Водяного загрызли! Ой, кусают! Ай!!!
И завертелся вокруг себя. На мгновении даже выпрыгнул из воды, отчаянно молотя воздух огромным рыбьим хвостом. Повисев в воздухе, он шлёпнулся обратно, потом опять вынырнул, а рядом с ним вынырнул и Балагула.
- Отпусти Кондрата! - завопил он на Водяного. - Брось, а то загрызу!
- Да отпустил я его! Отпустил! - в ужасе вопил Водяной. - Вон он плывёт. Только не кусайся!
Кондрат в это время уплывал к берегу без оглядки.
- Я тебе что сказал?! Рыба ты голопузая?! - заорал Балагула, грозно щёлкая ковшом.
- Я отпустил! Отпустил! - испуганно заверещал Водяной.
- А я сказал тебе: брось! Понял ты? Брось!
Водяной протянул руку, поймал в воде отчаянно мельтешившего руками и ногами Домового, и действительно, что есть силы, бросил его в сторону берега.
Бросок показал, что силы у Водяного есть, и предостаточно. Если бы мы дружно не пригнулись, нам пришлось бы худо. Домовой просвистел над нашими головами, как пушечное ядро. Мы проводили его взглядом до кустов, откуда раздался звонкий шлепок, и яростный вопль Домового:
- Ну, Балагулааа! Держись!
Тот же, выставив угрожающе на Водяного ковш, щёлкнул зубищами, отчего у Водяного едва не случился обморок.
- Ну ты, мочалка подводная! Будешь еще безобразить - загрызу! Понял?! Вернусь - загрызу!
- Не, больше не буду, никогда не буду, - чуть не плача, оправдывался огромный Водяной перед крохотным Балагулой.
- Ладно, плыви к себе в тину, вилки выковыривай, - милостиво разрешил ему героический красавец, сын человека и Лешачихи, Балагула, улёгся на спину, выставив кверху пупок, и поплыл в нашу сторону...
А Водяной ухнул и нырнул с головой, только вилками, в толстый зад воткнутыми, сверкнул.
Балагула вышел на берег героем. Даже Кондрат проворчал что-то среднее, то ли угрозу, похожую на благодарность, то ли благодарность, похожую на угрозу.
Все пожали герою лапу и похлопали по плечу.
Кондрат даже предложил ему понести Радио, но герой скромно отказался, чем ещё раз удивил всех.
На берегу, куда мы вышли из воды, рос весёлый белоствольный березняк, по которому даже идти было приятно.
Но следующие неприятности начались очень скоро, и звались они Гнилое Болото.
Глава двадцатая
Гнилое Болото
Его дыхание мы ощутили сразу, как только поднялись на взгорок. В лицо пахнуло гнилью, тлением и ледяным холодом. Мы поневоле остановились и услышали чей-то тяжёлый, протяжный вздох.
- Гнилое Болото дышит... - почему-то шёпотом пояснил Оглобля.
Мы как-то сразу приуныли, поскучнели, даже пошли медленнее, словно оттягивая момент свидания с этим Болотом.
Но оно было неотвратимо. На другом склоне взгорка березняк был совсем редкий, тусклый, вялый, вперемешку с осинником. Он редел, редел... И на самом спуске обрывался.
Дальше начиналось Гнилое Болото, и тянулось оно почти до горизонта...
Кочки, грязная трава, осока, болотный камыш, чавкающая сама по себе вонючая чёрная грязь, лопавшиеся на поверхности пузырьки сероводорода, лютый холод. И у самого горизонта - тёмно синяя, почти чёрная, полоска леса.
- Кровь из носа, а до Чёрного Леса мы должны к ночи дойти. Иначе все наши труды напрасны. Не успеем, - развёл руками Оглобля.
- Как же! Дойдёшь туда до темноты! - проворчал Кондрат. - Тут к утру бы доползти. В этой мерзкой жиже придётся чуть ли не по пояс идти...
- А мы не пойдём по пояс, мы на лыжах пойдём, - подал голос Борода.
- Это как это так - на лыжах?! - все обернулись к нему.
- Сами увидите, только давайте время не терять, помогите мне прутья лозы побыстрее нарезать.
Мы дружно принялись резать лозу, благо возле края болота она росла густыми зарослями, и вскоре завалили Бороду охапками свежесрезанных гибких веток.
Он сгибал каркас, похожий на каплю воды, только с закругленным краем, потом оплетал его более тонкой лозой, как теннисную ракетку. Только размером это сооружение было примерно до плеча каждому.
Мы по мере возможности помогали ему, выполняя все его указания, и работа была закончена быстро. Борода соорудил каждому по паре таких лыж, а напоследок он сделал ещё одну лыжу, только вдвое большего размера.