– Да, блин! – нервно пожал плечами Никита. Что означало на языке гоблинов, коим являлся для Шахновского в настоящий момент Верховцев, примерно следующее: «Я сам в полной растерянности и не понимаю, как это могло произойти».
– Да-а-а, бли-и-ин! – недовольно протянул и Илья, что означало: «Какой же ты, Верховцев, мудак, вечно влипаешь в истории. Хотя бы иногда надо думать головой, а не задницей! Что теперь делать прикажешь, дебил?»
– Не смотри ты на меня, как на дауна! – возмутился Никита. – Рассказываю, как дело было. Когда ты уехал, я вспомнил, что видел вчера машину этого… – Никита вновь указал на труп. – Короче, видел я его машину недалеко от нашего коттеджного поселка и понял, куда Лилечка навострила лыжи. Разозлился я сильно, позвонил знакомому байкеру, он с этим типом в контакте, но меня тоже уважает. Тот мне сказал, где Сашок живет в настоящий момент. Он ему вещи помогал перевозить на новую квартиру. Я сел на «Харлея» и помчался сюда. Приехал, в дверь позвонил, никто не открывает. Ну, я ногой по двери как захреначил, она открылась и… вот, – обвел рукой пространство вокруг себя Никита.
Илья собрался с духом, подошел к трупу и потрогал запястье.
– Он мертвый! Оставь его руку в покое! – разозлился Никита.
– Теплый еще, но, думаю, убили его часа два-три тому назад, – кивнул Шахновский. – Если градусником температуру трупа измерить, то время смерти точнее можно определить.
– Кошмар! – зажмурился Верховцев, вероятно живописно представив себе сию процедуру. – Слушай, так это меняет дело, – оживился он. – У нас есть доказательства, что мы тут ни при чем. Время смерти! Два часа тому назад мы были у меня дома, и это могут подтвердить свидетели.
– Детективов по телику насмотрелся, – хмыкнул Илья. – Я же говорю: приблизительно… А точно тебе ни один эксперт не скажет. Это только в фильмах такие чудеса случаются, когда время смерти до минуты определяют. В реальной жизни, если свидетелей акта убийства нет, а тело обнаружено не сразу, а спустя какое-то время, то определить точный момент смерти нереально – разница в сроках может легко составить два-три часа. Правда, выход есть: немедленно позвонить в ментуру и все им честно рассказать, пока тело не остыло.
– Я вижу, ты тоже детективов насмотрелся. Сашу Зимина грохнули из моего пистолета. Я нахожусь в его квартире. Все улики против меня, и мотив замечательный – он любовник моей жены. Менты будут счастливы!
– Значит, Лили здесь не оказалось? – на всякий случай уточнил Шахновский.
– Нет, но это она его шлепнула, дура несчастная! Она грохнула Зимина из моего пистолета и слиняла. Ладно бы просто прикончила его, и все, но зачем она меня подставила? На пистолете мое имя выгравировано и наверняка отпечатки пальцев присутствуют. Она же не идиотка, должна была это понимать, когда пистоль здесь бросила.
– Погоди ты выводы делать. Может, это кто-то другой? – неуверенно предположил Шахновский.
– Смотри, что я обнаружил в прихожей. – Никита вытащил из кармана скомканный оранжевый цветок лилейника. – Это «Хайэ энд Файр» – редчайший образец чисто оранжевого цвета, весьма трудно достижимого у лилейников. Получил наивысшую оценку на каком-то конкурсе и звание «Ценный садовый сорт»! Лилька очень им гордится, налюбоваться не может и иногда прикалывает к волосам. А теперь смотри сюда: за один лепесток зацепился длинный черный волос, слегка вьющийся, – это ее волос, Шахновский! Пистоль в сейфе лежал, а код от сейфа только она знала и я – мы классный код придумали, день, месяц и год нашего бракосочетания.
– Оригиналы, – с сарказмом заметил Илья.
– Что делать-то теперь? – не обратив внимания на ехидство друга, спросил Никита. – Что делать, Шахновский? У него в башке – мои инициалы! – ткнув пальцем в тело, сообщил Верховцев. – Какого хрена, Шахновский, ты пули для пистолета тоже именными сделал?
– Совсем ты, как я вижу, батенька, отупел! Посмотри, сколько кровищи натекло. Она что, по-твоему, из ушей вытекла? Пуля навылет прошла! Найдем ее сейчас, не дрейфь, и гильзу тоже.
– Правда отупел. Вообще ничего не соображаю, – с облегчением вздохнул Никита.
– Не радуйся, – успокоил Верховцева Илья, – этот парень, по имеющимся у меня данным, – любимый племянник Федора Калистратова.
– Е-мое! – охнул Верховцев и потер грудь в районе сердца.
Калистратов в прошлом был криминальным авторитетом, деньги свои заработал на крови, сколько трупов было на его совести, страшно даже представить. Затем Калистратов отмыл свои миллионы, завел легальное дело и присмирел, но лишь отчасти, по-прежнему не гнушаясь решать бизнес-разногласия криминальным способом.
– Ну, Лилечка и отмочила! – взвыл Никита. – Она не просто меня подставила, а под эшафот подвела! Мне конец! Калистратов мне этого не простит, и умирать я буду, в отличие от его племянника, долго и мучительно. Как думаешь, где Зимин может хранить инструменты?
– Какие еще инструменты? – охнул Илья, нарисовав воображаемую живописную картину – как Никита отпиливает мальцу голову, руки и ноги. Шахновскому окончательно поплохело. – Сумку лучше найди большую или чемодан вместительный, – сдерживая рвотные спазмы, посоветовал он. – А я пока поищу ведро и швабру.
Никита кивнул и бросился в спальню. Шахновский, кое-как стряхнув оцепенение, направился наводить ревизию в кухне. Вернулся Илья с несколькими большими пластиковыми пакетами для мусора и рулоном клейкой ленты. Верховцев притащил в комнату вместо сумки сложенную картонную коробку из-под стиральный машины. Зимин переехал в эту квартиру недавно. Коробку разложили, прикинули, влезет ли туда труп, решили – если умело его разместить, в позе мумии ацтеков, то влезет. Молча занялись упаковкой тела в полиэтилен, положили труп в коробку, обмотали ее клейкой лентой. О моральной стороне дела Илья старался не думать, но на душе было скверно. Одно худо-бедно успокаивало его совесть: что к смерти этого мальчика они не причастны.
– Поезжай, «Харлей» отгони подальше и возвращайся, – сухо сказал Шахновский. – А я пока квартиру в порядок приведу и гильзу с пулей поищу. Надеюсь, менты или Калистратов за это время сюда не заявятся. Постарайся побыстрее, но не гони, не привлекай к себе внимания, – попросил Илья, аккуратно положив пистолет в пакет.
– А пистолет? – уточнил Никита. – Утопить его?
– Нет, пистолет мы пока придержим. Прежде чем от него избавляться, его проверить надо. Дядьке его отвезу, он все сделает. На оружии могут быть нестертые отпечатки.
– Ага, мои или Лилькины! Ты что, Лильку хочешь посадить? Не позволю, Шахновский! Лиля все еще моя жена, и неважно, что она натворила. Я сам с ней разберусь. Это наше с ней личное дело. Дай сюда пистолет! – Никита вновь начал заводиться.
– Никого я не собираюсь сажать! – разозлился Шахновский. – Вдруг это не Лиля? Такая мысль в твою тупую голову приходила? В этом случае пистолет может оказаться единственным доказательством ее невиновности. И твоей тоже! А теперь послушай меня внимательно, Верховцев! Еще один наезд в мою сторону, еще одно возражение – и я устраняюсь, будешь сам выпутываться, понял? Я устал, а ты меня нервируешь! Вали отсюда, иначе я за себя не ручаюсь. – Илья сделал страшное лицо и потряс в воздухе пакетом с пистолетом.
Верховцев тенью проскользнул к двери и осторожно закрыл ее снаружи. Илья запер ее на «собачку», вернулся в комнату и тяжело опустился на диван. Гостиная медленно погружалась в сумрак, следовало поторопиться: включать свет нельзя, а убираться в темноте и искать улики тяжело, следы, опять же, можно оставить. Усилием воли взяв себя в руки, Шахновский ухватился за швабру и услышал звонок в дверь. По всем расчетам, Верховцев никак не мог съездить домой и вернуться. Посетитель позвонил еще раз. Мелодичная трель звонка словно прошла сквозь сердце, на лбу у Ильи выступили бисеринки пота.
– Сашка! – послышался капризный женский голос. – Открывай, урод, я знаю, что ты дома!
Илья на цыпочках подошел к двери и припал к глазку. На лестничной клетке стояла разъяренная рыжая девица в состоянии легкого подпития. Вероятно, бывшая подружка Зимина. Только этого им не хватало для полного счастья!