Возле подъезда, там, где я обычно оставляю машину, сверкал перламутровыми боками длинный лимузин.
— Вот козел! — выругалась я. — Раскорячился тут, ни пройти, ни проехать! К кому, интересно, этот БТР приехал?
— К нам, наверное, — странно напряженным голосом заявила Манька.
Отчего-то я сразу поверила подруге. Жалкая улыбка появилась у меня на лице, предчувствие неприятностей заворочалось в области желудка и обреченно шепнуло: «Начинается!» Все еще не желая верить происходящему, я жалобно спросила:
— Ты уверена, что это действительно к нам?
Очень хотелось, чтобы Маруська рассмеялась и весело сообщила, что это была глупая шутка. Подружка ткнула пальцем в лобовое стекло:
— Смотри…
Из лимузина два парня характерной наружности телохранителей осторожно извлекали инвалидную коляску, в которой восседал Серафим Карлович собственной персоной. Маруська, с интересом наблюдавшая за процессом, зло бросила:
— …! Ух, блин! А этой каракатице чего от нас нужно?!
— Надеюсь, сейчас узнаем, — со вздохом ответила я, выбираясь из машины. Что-то мне подсказывало: не просто так антиквар явился пред наши светлы очи! К гадалке не ходи, у Карловича «бубновый интерес» имеется, и интерес этот связан с копьем.
Серафим Карлович нас заметил и, сделав знак своему служке, покатил навстречу. При этом на благородном лице антиквара играла многозначительная улыбка.
— Приветствую вас, девушки, — поздоровался Карлович. Он даже изобразил легкий поклон, что нелегко сделать, сидя в инвалидной коляске. — Вижу, вы удивлены визитом старого антиквара?
— М-м… — нечленораздельно промычала Маруська.
— Не очень, — призналась я. — Более того, я была почти уверена, что мы с вами еще встретимся.
Карлович, приподняв седую мохнатую бровь, саркастически хмыкнул:
— В проницательности вам не откажешь.
— Ага. Только вот непонятно: еще вчера вы утверждали, что копье никакой ценности — материальной, разумеется, — не имеет. И вдруг сегодня лично являетесь к нам, чтобы купить копье. Ну, и сколько же, по-вашему, стоит эта бесценная ценность?
— Миллион, — спокойно ответил антиквар. — Долларов, разумеется.
Маруська как-то сдавленно крякнула и зажмурилась от нахлынувших эмоций. Думаю, она уже видела себя на шикарной яхте где-то посреди Атлантического океана. Жаль огорчать подругу, но, боюсь, пока что яхте придется бороздить океанские просторы без Маруськи. Тонко улыбнувшись, я снисходительно произнесла:
— Ну-у, Серафим Карлович! Это несерьезно, честное слово…
— Три.
— Ч-чего три? — непослушными губами пролепетала Манька, на этот раз округлив глаза до невозможных пределов.
Я охотно пояснила:
— Марусь, господин антиквар желает купить копье за три миллиона долларов. Как ты думаешь, может, еще поторговаться? Вдруг удастся загнать святыню «лимонов» эдак за десять?
— Не удастся, — покачал головой Серафим Карлович. — Три миллиона — хорошая цена. Прошу заметить мою тактичность: я не спрашиваю, откуда у вас копье. Впрочем… Сережа!
Телохранитель, стоявший в метре от коляски Карловича, извлек из кармана белый конверт. Я заметила, как напряглась Манька. Вероятно, она решила, что в нем лежат те самые три миллиона долларов, причем одной бумажкой. Легко представить всю глубину Маруськиного разочарования, когда вместо бумажки приятного зеленоватого цвета Карлович извлек из конверта несколько фотографий и протянул их нам:
— Прошу вас, взгляните. Думаю, эти личности вам знакомы.
Еще бы! Я каждый день имею удовольствие видеть эти личности: одну в зеркале, другую в офисе, а третью… Третья личность стоит сейчас рядом и очумело таращится на фотографии. Серафим Карлович, убедившись, что мы с Маруськой себя опознали, удовлетворенно кивнул:
— Так я и думал. И знаете, что? На днях наши СМИ сообщили занятную новость. Какие-то подонки ограбили хранилище Исторического музея. Там находилась коллекция венского дворца Хофбург. Коллекцию как раз готовили к экспозиции, а тут такая неприятность: украли самый ценный экспонат, копье Лонгина. Ну, воришки, конечно, еще кое-что прихватили, так, мелочевку всякую… Наша милиция на всю страну объявила, что, мол, непременно найдет тех, кто совершил это дерзкое преступление, и покарает их со всей строгостью закона.
— И вы, как честный, а главное, законопослушный гражданин, горите желанием помочь родной милиции, — предположила я. Карлович развел руки в стороны: дескать, это его долг. Я покрутила снимки в руках: — Картинки хорошие. Особенно вот эта, где Манька передает мне пакет с копьем. Только где гарантии, что это не фотомонтаж?