— Я не ГИБДД, — буркнула она, но тут же поинтересовалась: — А что?
— Генерал видел джип с этим номером у подъезда Серафима Карловича…
— Какой, говоришь, номер?
Я повторила. Несколько мгновений Маруська сосредоточенно сопела, ковыряясь, вероятно, в закоулках своей памяти, а потом очень тихо произнесла:
— Это номер машины Чалдона.
Опаньки! Вот это номер! Я имею в виду — стечение обстоятельств. Что же получается, Чалдон убил Серафима Карловича?! Почему? Неужели из-за копья? Но Чалдон не мог знать, что антиквар вышел на след реликвии. Если только… Я похолодела: если только Карлович сам не сообщил бандитам об этом! Нет, попыталась я усмирить свою буйную фантазию, такого не может быть. Антиквар был сам заинтересован в приобретении копья, а Чалдон работает на какого-то Валета, не менее сильно, чем Карлович, желающего заполучить ценную железяку. Следовательно, Серафим Карлович и Валет — злейшие конкуренты. Наверное, они что-то не поделили между собой, вот Валет и рассудил, что настало время окончательно разобраться с беспокойным антикваром. Только вот что меня беспокоит: Карлович ведь мог перед смертью поделиться с Чалдоном, где и у кого находится копье, а в качестве доказательства представил наши фотографии. Антиквар умер, а снимки остались у Чалдона. Он непременно станет нас искать. И ведь найдет, черт его побери! Или уже нашел? Может, ограбление Манькиной квартиры — его рук дело?
— Ищут пожарные, ищет милиция, ищут бандиты нашей столицы… Последним, кажется, повезло больше, — вздохнула я, заруливая во двор.
— Ты о чем? — заинтересовалась Маня.
— Так, мысли вслух.
— Что-то не очень веселые мысли.
— Какие есть. Ну что, Маруся, спать пойдем? Мне ведь завтра на работу.
— Стахановка, блин! Паша Ангелина, — проворчала подруга, выбираясь из машины. — Как, интересно, ваша фирма будет работать, когда тебя посадят? Или вообще…
Что такое «вообще», я слушать не стала: Маруськино нытье, помноженное на пессимизм, мне уже порядком надоело. Сколько можно, в самом деле?! Сама втравила меня в историю, и сама же теперь стонет от безысходности! Гордо задрав подбородок, походкой императрицы в изгнании я проследовала в подъезд.
Милый дом встретил меня с распростертыми объятиями. В том смысле, что дверь в мою квартиру была распахнута настежь. Забывчивостью я не страдаю и могу точно сказать — когда мы уходили, дверь была заперта.
— Ого, знакомый пейзаж! — отчего-то весело присвистнула Маруська, глядя, как я ошалело хлопаю глазами, уставившись на открытую дверь. — Значит, и тебя не миновала чаша сия? Не расстраивайся, Славик, это должно было случиться рано или поздно.
Хорошее утешение, ничего не скажешь! Но я все равно не понимала — почему? Почему забрались ко мне, если копье уже нашли у Маньки? Может, искали другие вещицы из венской коллекции? Господи, да что же там было?!
Тем временем Маруська куда-то испарилась. Слабо удивившись, я с замиранием сердца переступила через порог своего дома, всегда казавшегося мне надежной крепостью.
— Есть здесь кто-нибудь? — задала я довольно бестолковый вопрос. В самом деле, если в квартире кто-то и есть, едва ли он станет радостно размахивать руками и кричать: «Сюрпрайз!» А если никого нет, то и спрашивать нечего.
Разумеется, мне никто не ответил. Отчего-то я побоялась включать свет и продолжала двигаться в полутемном пространстве, освещаемом лишь тусклой лампочкой с лестничной клетки. «Странно, а лампочку почему-то не вывернули», — отстраненно подумала я и тут же почувствовала, как на мое плечо легла чья-то тяжелая рука. Я зажмурилась, а отожмуриться не смогла, — наверное, сознание потеряла. Впрочем, мое «небытие» продолжалось недолго. Словно из самовара до меня донесся знакомый голос, отдаленно напоминавший Маруськин:
— Ты чего в темноте сидишь, Славик? А у меня послание от воров! Гуманные люди, честное слово — больше ничего не сломали. Правильно говорил Леонов в «Джентльменах удачи»: вежливость — лучшее оружие против вора. Вот смотри, что написали: «Кольцо нам без надобности, можешь обменять его на литр молока». Ну, это они, пожалуй, загнули. Колечко, пожалуй, на пару литров хорошей водки потянет. Так я не поняла, ты почему свет не включаешь?
Щелкнул выключатель. Сквозь мои веки просочился свет, но я не спешила открывать глаза. Боялась, наверное, увидеть печальную картину разрухи.
— Это несправедливо, — разочарованно протянула Маруся и совсем по-детски обиженно шмыгнула носом: — Все-таки несправедливо устроена жизнь: одним все, а другим — хрен с прованским маслом!