Фонарь.
Фонарь.
Наскальная живопись сгорает в огне...
И камень плавится под слоем бумаги.
Летают слоны... и другие... извне...
Сбежать от других - не надо отваги.
Сбежать от других - не значит понять,
Не значит простить, улетев в одночасье.
Ведь знаешь, и пепел умеет сгорать...
А свет фонаря не бывает несчастным...
Наверное, только здесь - в этом Городе - можно увидеть свое отражение в асфальте. Безжизненно живом асфальте.
Шаг... второй... нет, не сейчас.
Уже который раз Он пытался уйти от этого дома, этого подъезда - и не мог. Тянула ли его серость стены, или это была странная игра капель на луже? Нет, наверное, это все же был яркий, но уютный свет - свет фонаря.
Морось... словно Небесные Плакальщицы проливают последние слезы по ушедшему в небытие Герою. Или нет. Это огромный Титан бежит по облакам. И там, где его ноги касаются белесого тумана, на землю падает дождь. Титан бежит от полчища коварных врагов, а те настигают, семеня своими крошечными ножками. И облака истончаются все сильнее... И морось становится все мельче... Догонят ли? Убежит ли?
Сколько может прямоугольник мокрого света держать человека в своей власти? Наверное, мало. Меньше, чем усталая улыбка женщины или снисходительная ухмылка мужчины. Но прямоугольник держал, и Он не отходил от подъезда уже больше часа.
По началу разрывался мобильный - нахально, самозабвенно, эгоистично. Потом, наверное, умаялся... и стало совсем тихо...
Люди... Здесь нет никого. Никто не входит, никто не выходит. Мертво здесь как-то. Или не мертво. В общем, по-другому...
Я где-то, наверное, нужен. Или кому-то нужен. Зачем? Нет. Буду здесь. Ведь там, где есть люди, всегда присутствует одиночество. Во всех. Это словно бы в каждом из нас похрапывает зверек. У кого поменьше, у кого побольше. Иногда это... существо просыпается, лениво потягивается, резво прыгает и взлетает... Хотя нет, наверное все же падает. А ты вместе с ним - плавно так, не торопясь, но обреченно... А по пути держишься за Свое Одиночество - ведь больше не за что - и смотришь в его глаза - цвета кратеров на обратной стороне Луны.
Интересно, а на что похоже мое одиночество? На слона? Такого большого зеленого игрушечного слона... летающего вниз... или все же на что-то помельче?
Он опять попытался отряхнуться. Дождь, как и свет, проникал везде - под одежду, под душу, под мысли.
Возвращающийся к фонарю взгляд поймал клочок бумаги на стене. Объявление. Мокрое, нелепое, сиротливое. Написанное синей ручкой корявым почерком. Он попробовал разобрать почти смывшиеся буквы и удивленно поднял брови. Объявление кричало:
"Вам нужна помощь???
Мне нужна работа!!! Могу многое. 13 лет
Звоните и узнавайте, что вам нужно."
Тринадцать лет... что я мог в этом возрасте? О, так же многое! По крайней мере, я так думал...победить всех? Пожалуйста! Помочь в беде? Еще проще. Добежать до Солнца и принести огонек для родного человека? Только попроси!
А что я могу теперь?
Сбежать... спрятаться под фонарем, закрыться ото всех! Ведь что другие? Главное, что мне уютно так - не слышать, не видеть, не чувст... Кого я обманываю?! Но что могу сделать? Да и для кого?
Есть та, кто роднее всех. Была роднее пять лет назад... или три? или семь? Почему сейчас все не так?
Взгляд все же вернулся к фонарю. Вновь и вновь Он смотрел на свет, не позволяя себе щуриться, и почти не моргая. От рези в глазах, по Его щекам катились крупные жаркие слезы. Но даже так фонарь не отпускал. Наконец зажмурившись, Он облизал губы. Так и есть - соленые.
Капли дождя, бегущие в никуда, смывают всё, кроме слез с глаз.
А Его глаза были закрыты. По плечам и рукам медленно растекалась усталость, конечности цепенели, а сознание уходило гулять по толстой кромке зеркала. Туда, где с одной стороны лабиринт жизни, а с другой - мягкая, неумолимая спираль сна.
Спираль... наверное, вечность. А похожа вечность на дождь? На потоки? Я помню потоки водопада. Когда же это было? Весной? Весна... я помню рассветы. Да, в мае. Мы тогда гуляли... с ней. Нет, вечность, потоки? Где она сейчас? Тоже стоит так? У фонаря. В рассвете. Думает о спирали. Или нашей вечности...
Наваждение прошло. Пришло пробуждение, а вместе с ним голод, жажда и тоска. Он достал из кармана пальто портсигар. Темный металл неприятно холодил руки, но содержимое обещало хоть и маленькое, зато тепло.
Он вынул одну сигарету, задумчиво перекатил ее в пальцах и, прикрыв ладонью, прикурил.
У фонаря появился маленький жаркий конкурент. Этот крошечный огонек стал своеобразной отдушиной, и Он все смотрел и смотрел на конец сигареты, с наслаждением вдыхая сладковатый дым.