— Ну что ты, старушка… Не переживай так. Будет и на твоей улице праздник!
Ася шла по коридору. Встречные смотрели на неё во все глаза, как на безнадёжно больную, дура-Жибек с ресепшен даже отшатнулась.
Кабинет Тёмкиной был обставлен, как приёмная дорогой куртизанки. На подоконнике красовались три глиняные африканских гурии, вместо голов из них торчали витые листья каких-то растительных экзотов. На стенах, в громадных рамах белого металла, висела декадентская графика в духе чахоточных фантазий Обри Бердслея. Белоснежный письменный стол был уставлен сувенирными слонами.
Ася, как всегда, не сдержалась — с порога принялась глазеть на причудливые экпонаты корнелиной коллекции. Слоны нефритовые и слоны деревянные, слоны фарфоровые и из бивня мамонта, слоны из пластмассы и кожаные, слоны агатовые и эбеновые, и худой, как собака, ажурный медный слон, инкрустированный бирюзой — подарок какого-то залётного потомка магараджи. Даже к монитору цеплялись присосками слоники — мягкие игрушки, уделанные золотым шитьём и блёстками.
Корнелия в кабинете была не одна. Она расположилась на парчовом канапе у окна, изящно прихлёбывая жасминовый чай из крохотной квадратной чашечки. А рядом с ней непринуждённо восседал новый координатор, Коршунов.
— Извините, Корнелия Борисовна, но мне Артём сказал…
— Заходи, Ася, заходи. Ну что ж, будем, к сожалению, прощаться с тобой. Мне всегда нравилось, как ты работаешь. Но — сама понимаешь… Приходится ужиматься.
— Да, конечно, — в затянувшейся паузе пробормотала Ася. Её коробил разговор с начальницей, тем более в присутствии этого типа. Надо быстро что-то сказать, независимое такое и гордое.
— Но… Месяц только начался. А как же… зарплата?
Вот тебе и ляпнула!
Корнелия упёрла немигающий взгляд в асину переносицу.
— Но… Контракт же, — Ася с ужасом слушала свой хныкающий голос. — Или… Мне документы сразу забирать, да?
— До завтра подготовь отчёт о своей работе у Подопригоры, сдашь Амбцибовицкому ключи, получишь расчёт — и свободна. Олег Юрьевич, дорогой мой, — уже игриво продолжила Корнелия, поворачиваясь к Коршунову. — Ваш персональный кабинет готов. Так в каком отеле вы остановились? Я могу посоветовать недурной ресторан…
Олег был в ярости. Сначала этот цирк на стаффе, теперь возмутительные игры Корнелии. Он зашёл к ней на секунду, узнать, принято ли здесь проставляться коллективу, а она затащила его на свой интимный диван и уже четверть часа потчует грудным смехом и стрельбой глазами.
Когда в кабинет вошла эта нелепая готическая барышня с облезлым рыжим «хвостиком», Олег сразу узнал в ней лицо из публики. Дешёвый, кстати, приём, надо от него избавляться. Вчера во дворе она показалась ему совсем девчонкой, а сегодня, на стаффе, из-за старушечьей одежды, наверное, — чуть ли не сорокалетней. На самом деле ей было лет двадцать пять. Ну, что за выражение лица — как у Святой Елизаветы-мученицы. Неужели ей так нужна эта работа? Впрочем, откуда ему знать, может, у неё ребёнок больной.
Сволочь-Корнелия разговаривает с ней, как с прислугой. Конечно, тут как себя поставишь — так с тобой и разговаривать будут, но это нарочитое хамское «тыканье»!
— Олег Юрьевич, дорогой мой, так в каком отеле вы остановились? Я могу посоветовать недурной ресторан…
Повинуясь порыву, Олег сказал:
— Знаете, Корнелия Борисовна, а у меня ведь к вам дело. Я посмотрел свой бюджет — в него вполне вписывается ставка помощника координатора.
— Вам нужен помощник? — удивленно переспросила Корнелия.
— Да. Вернее, помощница, — ответил Коршунов. — Вот, например, Ася… Я правильно запомнил? Ася?
Ася кивнула.
— Ася вполне бы подошла. Тем более, вы говорите, она отличный работник.
Корнелия села очень прямо.
— Что ж… Пишите представление. Поздравляю, Асия, — процедила она.
— А в качестве первого поручения, — продолжал Олег, вставая, — вот вам, Ася, деньги, сходите за тортом и бутылкой хорошего вина. — Он подмигнул растерянно глазевшей на него новой сотруднице. — Будем проставляться.
Ася не помнила, как ноги вынесли её в приёмную. Толпящиеся сотрудники смолкли.
— Ну что? Что она тебе сказала?! — драматично вскричала Гулька.
— Представляете, — Ася посмотрела на зажатую в кулаке купюру, — новенький меня помощницей взял…
Первой опомнилась Софа Брудник:
— Тю, Насырова! С тебя поллитра, звиняй!
Глава 5. ЖЖ. Записки записного краеведа. 20 декабря